Он отвернулся, чтобы скрыть блеснувшие слезы.

– Мне очень жаль, – проговорила Кристианна, не решаясь приблизиться. – Мне очень жаль.

Сэм не ответил. Женщина выпила еще коньяка, вернула бутылку на стол, провела ладонью по волосам, расчесывая их, оглядела мастерскую, в которой провела столько счастливых и не очень моментов, посмотрела на мужчину, которого страстно любила, и пошла к двери. Сэм знал, что видит ее в последний раз. Она не будет работать с ним, не станет продавать его картины, она просто уедет. Поменяет имя, жизнь, историю, уедет из этого чертового города для того, чтобы попробовать заново обрести себя там, где ее никто не знает. Он ненавидел ее в этот момент. Ненавидел и завидовал ей. Завидовал черной завистью, потому что он не мог так поступить. Ему не хватило бы духу так поступить. Он женится. Он возьмет паузу в творчестве, благо строительная фирма приносила достаточно денег, он восстановится. А потом, может быть, он возьмет в руки кисть и создаст самый прекрасный, светлый, волшебный портрет дочери. Она будет в розовом платье с белыми цветами в руке, за ней будут пастись единороги, а на деревьях расцветут нежнейшие цветы. И картина эта будет единственной в своем роде: ни до, ни после он не возьмется за столь воздушный сюжет. Он нарисует Софию, сохранит ее и наконец сможет это пережить. Когда-нибудь.

20. Аксель Грин

14 июля 2001 года, 12:31

Аксель Грин, сжав зубы, стоял около кофейного аппарата. Он закончил отчет по делу Рафаэля, осталось только распечатать и отнести шефу, но перед этим детектив решил сделать кофе и теперь ждал, пока порядком изношенный аппарат отзовется на команду. Перед внутренним взором все еще пробегали события этого года. С того самого момента, как в апреле он отправился на вызов и открыл портал в ад. Детские смерти, тяжелые потери, разочарования в себе, мире и людях. После пережитого ему осталась только боль.

Аппарат вздрогнул, крякнул и наконец начал наполнять бумажный стаканчик ароматным напитком. Темно-синие, сейчас почти стальные глаза детектива следили за неровной струей, хватаясь за нее как за возможность закрепиться в этом мире. Он хотел уснуть. А потом найти чудесное средство, которое бы навсегда заблокировало Энн в самых мрачных уголках его памяти. Пусть она приходит к нему в кошмарах. Сладких и жутких эротических снах, пусть он снова видит ее безжизненное тело и тело ее жертвы, пусть снова делает выбор. Но во сне. Во сне, а не каждое мгновение наяву. Ковыряться в ее прошлом было отвратительно больно, но Грин не мог сложить с себя полномочия. Он не мог проявить слабость. Он должен был довести свою работу до конца.

Детектив взял стаканчик и вернулся в кабинет, на ходу делая мелкие глотки. Горьковатый напиток обжигал горло. И физическая боль приятно вытесняла душевную. Аксель аккуратно закрыл за собой дверь, кивнул Карлину, который ждал его, развалившись на одном из многочисленных стульев, и сел за стол. Пробудил компьютер и посмотрел на документ, над которым трудился последние дни.

Они восстановили жизнь брата и сестры с момента, как их отпустили из детского дома. Эдола несколько лет работала санитаркой в перинатальном отделении Госпиталя имени Люси Тревер. В это же время развернулось дело Душителя, которое никто не мог связать с Эдолой в первую очередь потому, что искали мужчину. Она убивала в выходные (работала два через два, иногда менялась), не оставляла улик. Грину удалось найти характеристику юной Эдолы от непосредственного руководителя в госпитале, и написанное его не удивило: мисс Мирдол представлялась как образец благочестия, грусти и нежности, который благодаря личной трагедии смог вознестись над простыми проблемами, откинуть собственную боль и оказывать неподражаемую помощь брошенным и больным детям.