Это было первое ощущение, которое проступило после пропасти пустоты и одиночества, куда он свалился в тот момент, когда Тео нашла его пьяным в мастерской, растолкала, сунула под душ (и откуда в ней такая сила), а потом отвезла к Хоулу. Его стабилизировали. Потом начались бесчисленные звонки следственной группы, запрет на вход в собственный дом, который опечатали и куда возвращались каждый день за новой порцией данных и улик. Сэм не спрашивал, что Магдер сделал с его дочерью. Ему было достаточно того, что Софии больше нет. И того, что смерть пробралась в его дом через нянечку. Не лично через Марианну, конечно, но потому, что он, Сэм, ее нанял. Что такого – взять няню ребенку, мать которого умерла. Это естественный шаг для занятого мужчины. Но эта логика, этот нормальный подход лишил ее жизни. А самого Сэма – маленькой, но очень важной части души.
Две недели в прессе не утихал скандал. Имена и фото Акселя Грина, Говарда Логана и Марка Карлина не сходили с первых полос. Город гудел как растревоженный улей, переваривая информацию. С одной стороны, всем стало легче – полиция поймала сразу двух серийных убийц. С другой – если Энн Лирну никто не знал, то Алексона Магдера знали почти все, и установление личности преступника вызвало шок у общественности.
Сэм хотел встать и взять травяной настой, который ему сделала Теодора, но передумал. Шевелиться по-прежнему не хотелось. Сама мысль о перемещении тела в пространстве причиняла почти физическую боль. Художник бросил взгляд на камин.
Этот дом он оформил на себя пять дней назад. Он был больше и находился ближе к магистрали, здесь установили передовую систему видеонаблюдения и подключили выделенную группу охраны. Фойе было не белым, а серым, а замок на двери слыл чудом техники и открывался с помощью отпечатка пальца. Камеры были расположены так, что во дворе не осталось ни единого слепого пятна. И при этом дом не просматривался, если опускались жалюзи.
Теодора, которая все это время была рядом, не спорила с его решением переехать. Она взяла на себя бытовые вопросы, проследила за перевозкой необходимых вещей. В этом доме находилась и просторная мастерская; художник решил продать свое помещение рядом с ЦДХ, стремясь оказаться как можно дальше от него.
Он не повернул голову, когда послышался шорох. Теодора легко спустилась со второго этажа. На ней был длинный и тяжелый бархатный халат, который сокращал ее и без того малый рост. Черные волосы женщина собрала в небрежный хвост на затылке, и они падали на спину тяжелыми локонами. Сэм почувствовал, как теплеет в груди. Если бы не она, он бы не выжил.
– Пора спать, дорогой, – прошептала она, садясь рядом на диван. – Почти четыре утра.
– Я ничего не чувствую, Тео. Как теперь я буду рисовать?
Она протянула руку и коснулась его небритой щеки.
– Ты будешь рисовать лучше всех. Потому что ты Самуэль Мун. Когда уляжется горе, когда ты снова сможешь дышать, ты вернешься к работе, и мир узнает нового тебя.
Он слабо улыбнулся.
– Я смогу дышать, если ты будешь рядом.
Темно-синие глаза Теодоры блеснули.
– Я рядом, Сэм.
– Тео, выходи за меня! – выпалил он. – Хватит играть в эти кошки-мышки, мы вместе, любим друг друга. Я не смогу без тебя справиться с…
– Тс-с-с… – Она прижала палец к его губам и улыбнулась. – Хорошо. Если для тебя это так важно, выйду.
– А для тебя не важно? – вспылил художник. – Я предлагаю тебе руку и сердце! Я хочу, чтобы ты стала моей женой, хочу разделить с тобой…
Он осекся, глядя на ее улыбку.
– Сэм, я поняла, – мягко проговорила Теодора. – Я согласна. Единственная просьба – сделай так, чтобы я не знала о твоих любовницах.
* * *
Обед следующего дня
Самуэль приехал в мастерскую в состоянии, близком к обморочному. |