И сейчас, когда берешь в руки эти первые и любые другие его работы, до предела насыщенные фактами из различных областей знания, именами давно ушедших людей, так или иначе действовавших на исторической сцене, деталями быта и нравов народов, о судьбах которых рассказывает автор, каждый раз поражаешься тому, какой щедрой оказалась природа, дав ему эту феноменальную память и способность выстроить из мириадов хранящихся в ней кирпичиков стройное здание одного из самых сложных разделов всемирной истории.

На моем экземпляре «Хуннов» написано: «Молодому Львенку, крестному книги сей – от старого Льва, автора. 15 мая 1960 г.». Но и это звание – крёстного – я должен разделить с человеком, сделавшим так много для заключенных (это было уже в другом месте, на Алтае), что они и сейчас, через полвека, помнят и говорят о нем с огромным уважением и великой благодарностью, – медиком, в те годы капитаном Захаровым, который по моей просьбе спрятал на несколько месяцев Льва Николаевича в лагерной больнице и дал ему таким образом возможность заложить основу книги, ставшей первой на его последующем тернистом пути ученого, всю жизнь положившего служению Истине, Науке и Родине.

Лев Николаевич ушел из жизни в 1992 году. Однако интерес к его трудам не только не утихает, но, напротив, постоянно возрастает. Более того, самые разные общественные силы привлекают его работы для фундирования своих взглядов, по-своему трактуют его позиции, манипулируют его именем. Чем объяснить этот феномен, такую популярность его творчества? Я бы отметил здесь, не вдаваясь в анализ концепций Льва Николаевича, по крайней мере три обстоятельства.

Первое – и, думаю, многие с этим согласятся, – страна наша претерпела всестороннюю национальную катастрофу. Достаточно сказать о распаде государства и в территориальном отношении, и во многом как общественного института, потере общенародных (а значительной частью населения и личных) моральных ценностей и ориентиров. И главной движущей силой этого чудовищного по своим последствиям процесса стал национализм, противоестественное для конца XX века стремление замкнуться в своих национально-территориальных границах, противопоставление одной нации другой или другим, доведенное до абсурда местничество. Между тем все учение Л. Н. Гумилева пронизано идеей национальной и духовной терпимости, уважения к особенностям, к образу жизни каждого народа, идеей их совместного и равноправного исторического творчества. Ведь «Неполноценных этносов нет!» – считал Лев Николаевич (Л. Н. Гумилев. Тысячелетие вокруг Каспия).

Книги Гумилева – и этим они, в частности, дороги и интересны сегодня – посвящены этногенезу, т. е. развитию этносов, народов в их контактах, противоборстве и сотрудничестве. На фактах и процессах истории они показывают, между прочим, что «пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединенная Евразия (выделено мной. – Л. В.) успешно противостояла натиску и Европы, и Китая, и мусульман» (Л. Н. Гумилев. От Руси до России).

Второе обстоятельство как раз и состоит, по-моему, в том, что Гумилев, используя богатейший материал всемирной истории, изучал и описывал движение, развитие народов главным образом на территории гигантского евроазиатского материка. А именно здесь происходят сейчас самые бурные события, ход и результаты которых могут оказать сильнейшее – благоприятное или катастрофическое – воздействие на характер взаимоотношений между государствами во всем мире. И в книгах Гумилева люди ищут ответа на вопрос: какова же роль России в современном и будущем мире, в том мире, где Восток объективно станет играть еще большую роль, чем сейчас? Будет ли она стеной между Западом и Востоком или же мостом между ними? Противники Гумилева приписывают ему ненависть к Западу, одностороннюю ориентацию на Восток.