Но биологические признаки свойственны не только особям, а и их сообществам – ценозам, а значит, и антропоценозам, этноценозам, которые во многом, хотя и не во всем, подобны биоценозам. Гумилев убеждает нас, что этносам как компоненту биосферы присущи определенные стадии – от становления до расцвета и угасания. Существенную роль при этом играет связь со средой, вписанность этносов в ландшафт. А существуют и не вписавшиеся в него или паразитирующие на нем этносы – химеры. Это противоестественные образования возникают, когда в одной экологической нише сосуществуют и взаимодействуют чуждые один другому этносы разных суперэтнических систем. Свойственные им заведомая внутренняя конфликтность и острые противоречия с окружающей средой позволили Л. Н. Гумилеву назвать такие образования антисистемами. На это понятие больше всего взъелись противники Гумилева, увидав под ним чуть ли не утверждение о существовании низших рас, хотя химерами у него сочтены и хазары в Прикаспии после проникновения туда иудеев, и альбигойцы в Европе. А избранниками Бога Гумилев никакой народ не считает – какой бы из них ни объявлял себя богоизбранным – немец, японец или еврей, это проявление лишь националистического чванства, эгоизма и нравственного уродства.

Кстати, химерами и впредь могут становиться народы, пренебрегшие связями с питающей их природной средой. Не только по этой причине, а и по другим признакам не в химеру ли после октября 1917 года стала катастрофически превращаться великая Россия? Народ этому сопротивлялся как мог, но сейчас страну постигло новое наступление химеризации – хаммеризация. И разве не признанием химеричности надуманной интеграции было провозглашение якобы уже возникшего суперэтноса под названием «советский народ»? Этноса, призванного не обогащать, а расхищать природу своей страны? Неслыханное откровение в этнологии!

Однажды на семинаре географов Москвы в университете профессор Ю. Г. Саушкин, хвастаясь своим «чувством нового», бойко расхвалил идеи Льва Николаевича как плодотворное направление в развитии географии, тут же я выступил и с радостью поддержал Саушкина. Но потом, много лет спустя, мне пришлось ему же напомнить его тогдашние слова, сказанные в том же зале, – теперь он обвинял Гумилева в антинаучности! Пойманный за руку, оборотень ответил: «Я это говорил, но я этого не писал».

Вот как, оказывается, можно: говорить и писать с разной степенью ответственности! Но Саушкин, увы, и писал, о чем – скоро напомню.

В наших науках – и в философии, и в природоведении, и в обществоведении – уныло господствовал постулат о несовместимости изучения природно-общественных закономерностей в единой науке (кроме разве только диаматерной). Поэтому буржуазной объявлялась и единая (природно-экономическая) география, как допускающая недопустимое смешение независимых закономерностей. Это было одним из прикрытий наших чудовищных опустошений природы, якобы бесплатной. Труды Гумилева – бесценный вклад в обоснование не только возможности, но и необходимости изучения именно природно-общественных связей в любых науках. Восхищала его феноменальная способность к пространственно-временным корреляциям. Для географа полезны такие навыки, как умение наизусть нарисовать контуры Каспия, Крыма, Италии, мысленно знать соразмещение объектов по широтам-долготам (Питер и Магадан на одной параллели и т. п.). С такой способностью легче понимать, скажем, климатические аномалии.