– Чего вы тут жметесь? – Воспитательница с оленьими глазами подтолкнула нас с Аней вперед. – Идите уже! Это теперь ваша кровать.

Мы смотрели на нее в изумлении и не смели пошевелиться.

– Готово, хозяйка, – доложил рабочий, – укладывайте.

– Спасибо!

Как только мужчины вышли, нас с Аней грубо дернули за руки, подтаскивая к шкафу с чистым постельным бельем.

– Что замерли, дылды? – Воспитательница вложила каждой из нас в руки по простыне, пододеяльнику и наволочке. – Стелите!

Мы старались все удержать, ничего не уронить.

– А ты, – я почувствовала железную клешню на своем плече, – еще раз обоссышься, убью!

Воспитательница предостерегающе тряхнула меня за плечо и отпустила. Завороженная невиданным зрелищем, я медленно двинулась к кровати. Аня уже ползала по верхнему ярусу, старательно разглаживая по матрасу простыню.

Во время тихого часа я долго не могла пристроиться на новом месте – крутилась с боку на бок, наслаждаясь простором и тем, что кровать бесшумная. Не то что старая клетка, которая скрипела при малейшем движении. Я заглянула под кровать и обрадовалась: между полом и матрасом не было свободного пространства, оно оказалось закрыто. Значит, они больше не смогут класть меня голой под кровать! Проверяя длину матраса, я вытянулась во весь рост. Ноги умещались целиком, и еще оставалось место. Это было необычно. Удивительно. Я полежала немного, наслаждаясь новой позой, а потом невольно подтянула колени к подбородку и свернулась в клубок.

А ту воспитательницу, змеиное платье, я больше не видела никогда. Даже не думала о ней.

Время шло. Весна сменяла зиму, а осень – лето.

Хотя тогда мы не различали времен года: когда падает снег, а когда набухают почки? Когда зреет урожай, а когда облетают листья? Этому нас никто не учил. Зато мы хорошо усвоили, что будет, если случайно пролить компот или испачкать одежду. Ослушаться взрослых или задать вопрос. Мы существовали в пространстве, где правили страх и режим. Ни на мгновение мы не отступали от заученного распорядка. Встали с кроватей. Одежда, туалет, каша. Сходили на прогулку. Телевизор, суп, пижама. Легли спать в тихий час. Горшок, молоко, телевизор. Столовая – спальня. Столовая – спальня. Столовая – спальня. Столовая – спальня. Вся наша жизнь проходила в двух комнатах. Никаких отклонений от графика. Ничего нового день за днем. Даже сесть на горшок нельзя было, когда вздумается. Сегодня я понимаю, какой это ужас – существовать без возможности реагировать на потребности своего тела. Терпеть, терпеть и терпеть. Подавлять естественные желания настолько, чтобы перестать их ощущать – «взрослые знают лучше». А тогда никакой другой жизни просто не представляла. Ничто не прорывалось извне в нашу отрезанную от мира параллельную реальность. Одни и те же зеленые стены. Одни и те же лица. Одна и та же еда. Один и тот же ужасный фильм. Все время, что я жила в доме ребенка – с 1992 по 1998 год, – по телевизору шла «Санта-Барбара».

– Все за столыыыы! – командовали вечером воспитательницы.

Мы уже знали, что нужно быстро сесть за пустые столики в игровой, которая по совместительству была нашей столовой и кинозалом. Каждый день в одно и то же время мы занимали каждый свое место и умолкали. Убедившись, что дети наконец замерли и не шевелятся, воспитатели включали телевизор. Они садились в кресла спиной к нам и прилипали к экранам, откуда на нас выплывали бесконечные арки.