И вот ваш ответ:

«Вашинггон, 24 Ноября.

Многоуважаемому Джону Галифаксу — с товарищами.

Милостивые Государи!

Вам придется обратиться с Вашей спекулицией к законодательной власти родного штата: конгресс знать ничего не хочет о религии. Впрочем, Вы можете и не очень торопиться, так как то, что вы теперь затеяли, совсем не имеет практическаго значения для нашей юной страны, даже больше: оно просто на просто, смешно!

Ваши тамошние людишки, воображающие себя религиозными, в действительности слишком слабы и разсудком и нравственностью, и благочестием, — словом, слабы почти во всем. Они поступили бы разумнее, бросивши эту затею, — ведь все равно пользы для них из этого никакой не выйдет. Ведь выпустить акции от имени такого общества, как они замышляют, хотя бы оно и пользовалось корпоративными правами, им все-таки не удастся, но если бы даже и удалось, то ведь этим они причинили бы себе только безконечныя хлопоты. Тогда остальныя секты стали бы их ругать, давить и, понизив их акции ниже нормальной стоимости, довели бы общество до банкротства. Вышло бы тоже самое, что с их серебряными рудниками: весь свет сразу бы раскусил, что все предприятие затеяно единственно ради мошеннической аферы. Не предпринимайте же ничего такого, что могло бы опозорить столь святое дело! Да будет вам стыдно, — и это все, что я могу ответить на ваше ходатайство. Вы кончаете вашу просьбу словами: „А мы будем неустанно молиться!“ Да, это именно было бы самое разумное с вашей стороны, — это вам действительно необходимо».

Глубоко преданный Вам

Марк Твэн,

за Джемса В. Н

сенатора Соединенных Штатов.

— Этим остроумным письмом вы доканали меня в среде религиознаго контингента моих избирателей. Но, дабы сделать мою политическую смерть совершенно несомненнее, какой-то злой инстинкт подсказал мне вручить вам вот этот документ, присланный мне кружком почтеннейших и старейших обывателей, составляющих городскую избирательную коммиссию в С.-Франциско. Они просили меня провести в конгрессе билль, которым бы запреплялось право города на место для постройки вне городской черты водопровода. Я предупредил вас, что это одно из тех дел, возбуждать которыя представляется рискованным, и потому поручил вам написать городским избирателям письмо с несколько сбивчивыми разяснениями, письмо, которое можно бы было понять и так и этак, и которое, сколь возможно тонко обходило бы самую постановку и, в особенности, подробное обсуждение вопроса о праве на ме;сто для водопровода. Если вы еще способны хоть что-нибудь сознавать и если в вас осталась еще хоть капля стыда, то это письмо, написанное вами, согласно таким моим указаниям, должно, наконец, вывести вас из летаргии, когда вы прослушаете его от слова до слова.

Вашингтон, 27 Ноября.

Почтеннейшей коллегии городских избирателей и т. д.

Милостивые Государи!

Георг Вашингтон, высокочтимый отец государства нашего, умер. Продолжительная и блестящая нить жизни его, увы! — навсегда порвалась! Великаго уважения успел он заслужить в этой части нашего общаго отечества, и ранновременная кончина его облекла в траур все государство. Он скончался 14 декабря 1799 года. С миром покончил он свое земное существование, оставив за собою и почет и великие подвиги, он, бывший наиболее чтимым и искренно любимым героем из всех, которых когда-либо похищала смерть. И в такое-то время вы толкуете о праве на какия-то места, для какого-то водопровода!

Подумайте только, какое место но праву принадлежит ему во всемирной истории!?

А, между тем, что такое слава? Слава это — случай. Сэр Исаак Ньютон открыл, что яблоко надает на землю, — по правде говоря, открытие совсем обыкновенное, — открытие, которое целый миллион людей успели сделать уже и до него, но его родители и родственники были люди очень ловкие: они до тех пор возились с этим пустяшным случаем, пока, наконец, не сделали из него чего-то необычайнаго, и вот! простодушный свет тотчас же попался в глупую ловушку, почти в единый миг человек этот стал знаменит! Сохрани же эти мысли, как драгоценное сокровище!

Я признаю эти два стихотворения за истинный шедевр по их безискусственности, элегантности выражений и отсутствию безнравственной тенденции.