Ну, а если подойти вплотную или заглянуть со спины, можно усмотреть далеко внизу, в самом низу живота, интимную стрижку. Лариска по последней моде не носит трусиков, даже символических, ссылаясь на аллергию.

    Дорисовав, гримерша подхватила мольберты, прямо Рембрандт, и убежала. Волосатый парень с массивными серьгами в ушах и цепочкой на груди, это их режиссер, с подозрением всмотрелся в глубокий вырез платья Лариски.

    – Уверена, что не стерлось?

    Лариска быстро взглянула в мою сторону.

    – Нет.

    – Не уверена?

    – Думаю, – сказал Лариска, – пока держится.

    – Ну, – буркнул он, – если так думаешь, наверняка подновить надо.

    – Вадик! – воскликнула Лариска протестующе.

    – Мария, – позвал он. – Мария!

    Гримерша тут же появилась, быстрая и услужливая, в руках все те же коробочки с красками и кисточками, через плечо широкий ремень с объемистой сумкой. Вадим кивнул Лариске, она сняла бретельки с плеч и опустила платье, обнажив крупные груди с широкими светло-коричневыми сосками.

    Вадик хмыкнул:

    – Я ж говорил, почти стерлось. Мария, покупаешь подешевле, а цены какие ставишь? Смотри, начну чеки проверять!.. Поднови, но так, чтобы через десять минут не исчезло.

    – Да у меня все импортное! – запротестовала гримерша.

    – Импортное, – пробурчал Вадик, – знаем, в каком колхозе делают такой импорт.

    Гримерша, виновато опуская голову, торопливо закрашивала коричневые соски под телесный цвет, потом рисовала поверх нежно-розовые кружки, но уже по размеру намного меньше, так эротичнее. Ниппели совсем опустились, Лариска ухватила за кончики и торопливо терла, заставляя подняться и покраснеть, разбухнуть.

    Вадик смотрел с тоскливой безнадежностью.

    – Ну что же ты так?

    – Щас-щас, – пообещала Лариска.

    Он махнул рукой.

    – Ладно, хватит. И так из графика выбились.

    – Еще чуть-чуть…

    Он покачал головой.

    – В компьютере наши умельцы подправят… Но послезавтра концерт вживую, там эти штучки не пройдут.

    Гримерша быстро-быстро опускала кисточку в узкое горлышко тюбика с клеем, а когда вытаскивала, на кончике ярко блестела пурпуром вязкая жидкость, похожая на быстро застывающий вишневый клей. Лариска поддерживала обеими ладонями грудь, все еще терла кончики, и отпустила, когда кисточка приблизилась к ее пальцам.

    Гримерша сумела закрепить набухшие соски, теперь кажутся влажными, что еще эротичнее, словно только что из жадного мужского рта. Вздутые кончики показались мне похожими на разбухшие от крови брюшки исполинских комаров.

    – Снимаем! – велел он быстро. – Все по местам!.. Быстрее-быстрее! С ума сойти, третий день переснимаем!

    Лариска набросила тонкие бретельки платья на обнаженные плечи, грянула музыка, динамики задрожали от рева. Лариска ухватила микрофон и, пританцовывая, начала выкрикивать слова песни. Я заметил, что режиссер и его команда напряженно смотрят на подпрыгивающую грудь Лариски.

    Я тоже засмотрелся с понятным ожиданием мужчины: вот грудь так трясется, что может и оказаться на свободе.