В аудитории воцаряется тотальная тишина.

– Да как ты смеешь… – первая приходит в себя Крыса.

– Смею. Есть такие вещи, как социология и государственные архивы. С ними не поспоришь. И это я еще не касался известной «теории стакана воды», которую горячо исповедовало ваше поколение. Изложить?

Заславский в президиуме аж закашлялся. Краськова покраснела, Солодков укоризненно покачал головой. Угу… все в курсе, значит. Ладно… пора прекращать этот цирк.

– На этом разговор о личной жизни комсомольца Русина считаю законченным. Когда нам пожениться, мы с Викторией сами решим и спрашивать указаний у товарища Краськовой точно не будем.

Крыса бледнеет, потом снова заливается лихорадочным румянцем. Хватает ртом воздух и, наконец, выдает визгливым дискантом, наставив на меня костлявый палец:

– Вот к чему приводит тлетворное влияние нынешнего кино на молодежь! А я ведь предлагала на партбюро написать коллективное письмо в ЦК с осуждением совершенно аморального фильма «Девять дней одного года», но меня же никто из вас тогда не поддержал!

– Вы еще предложите вернуть раздельное обучение в школах… – кривится Заславский. – И так целое поколение талантливых девушек потеряли. А всего лишь потому, что преподавание в женских школах было слабее.

– И вообще, лучше бы за своим собственным моральным обликом следили, – неожиданно подает голос один из пятикурсников. Видимо, парню уже нечего терять, Краськовой до него не дотянуться, ее власть закончилась еще на третьем курсе. – Собирать по углам сплетни недостойно преподавателя, да еще и коммуниста.

Ох, молодец какой парень! Лучше и не скажешь. В зале студентов немного, в основном партийцы – это преподавательский состав и сотрудники канцелярии. Но и они, как ни странно, осуждают старую грымзу.

– Совершенно согласен! – поддерживает студента один из преподавателей. – Устали мы уже от ваших бесконечных кляуз, товарищ Краськова. Принятая на XXII съезде КПСС новая Программа Коммунистической партии внесла в Моральный кодекс строителя коммунизма идеи простоты и скромности в общественной жизни. А вы этими принципами постоянно пренебрегаете, засовывая свой нос в чужую личную жизнь.

Солодков стучит карандашом по графину с водой, пытаясь восстановить порядок.

– Товарищи… товарищи! Давайте не будем отклоняться от темы. У нас на повестке обсуждение кандидатуры Алексея Русина. Предлагаю прекратить прения и проголосовать уже…

…В партию меня в результате все же приняли. Ага… подавляющим большинством голосов. Против были только двое: товарищ Краськова и ее аспирантка – такая же бесцветная моль, как и ее начальница. Свое право устраивать личную жизнь по своему усмотрению я все-таки отстоял.

* * *

Когда я приезжаю в редакцию, из наших там еще никого нет. Один Марк Наумович сидит в своем кабинете и с задумчивым видом рассматривает фотографии, отобранные для журнала. Отдельно в сторонке лежат две шикарные фотографии с Викой и Юлькой, одна из которых украсит собой обложку первого номера.

– Определились с выбором? – пожимаю я протянутую Коганом руку.

– Обе девушки хороши, мне трудно выбрать. Сам-то что думаешь?

– Однозначно эту, – уверенно кладу перед ним фотографию Юли.

– Обоснуй свой выбор.