А потом непременно родится внук или внучка. А может быть, оба сразу или один за другим… Им тоже понадобится жизненное пространство, и не бабушкино, и уж тем более не служебное, а свое — свое! Где разрешат рисовать на обоях картины, разбрасывать игрушки, играть в догонялки и прятки, завести наконец собаку и куда без стеснения можно пригласить на день рождения друзей, чтобы весело задуть на праздничном торте свечи…

Я решительно села в машину и завела со злостью движок.

Не хочу прекрасного, но бедного юношу на своей территории.

Не хочу, чтобы внуки, близняшки или погодки — я почему-то решила, что именно такими они и будут, — ютились на тридцати квадратах служебной площади без перспективы иметь собственную комнату, завести собаку и пригласить друзей…

У Сашки должен быть свой угол, свое жилье, она не должна ни от кого зависеть — ни от меня, ни от юношей, — она должна быть свободной и уверенной в завтрашнем дне. И пусть я не очень хорошая мать — вечно занятая работой, вечно спешащая и опаздывающая, приходящая поздно и уходящая рано, — но квадратные метры личного счастья я обязана ей обеспечить.

Ремонт я, конечно, сделаю — недорогой.

Но… почему бы мне не попробовать взять ипотечный кредит?

Выкручиваются же люди, зарабатывают на квартиры. Чем я хуже? Ежемесячный взнос будет чуть больше той суммы, что я платила за съемное жилье, значит, сам бог велел воспользоваться тем, что мне дали служебную жилплощадь, и вполне можно вложить освободившиеся деньги в ипотеку…

Придется затянуть пояса — и мне, и Сашке, — но ради такого…

Я вырулила на проспект, переключилась на третью передачу, но «Хонда» шла тяжело, с натугой — будто груженый «КамАЗ» на буксире тащила. То есть на первой передаче она еще кое-как ехала, а на второй и третьей упиралась, как упрямый осел. Солнце нещадно палило, несмотря на раннее утро, это грозило закончится, как пить дать, перегревом движка и закипанием радиатора.

После ремонта с моей «Хондой» случались поломки, которые, как говорится, «на скорость не влияли», а тут вдруг что-то решительно повлияло.

Я перестроилась в правый ряд и притормозила у обочины. Вышла из машины и повела себя в соответствии со всеми анекдотами на тему «женщина за рулем» — попинала колеса, протерла зеркала заднего вида.

Ипотека…

Какая уж тут ипотека, когда все рушится, валится, протекает и ехать не хочет. Давно надо было забить в мобильник номер эвакуатора, да все руки не доходили…

Вот, допрыгалась.

Вздохнув, я открыла капот. С таким же успехом я могла бы заглянуть в атомный реактор, чтобы предотвратить расплавление топливного стержня. Внутренности «Хонды» наводили на меня почти священный ужас, максимум, что я могла, — проверить уровень масла и ремень генератора. И то и другое оказалось в норме, на месте, в порядке…

Выхода было два — или ползти до работы на первой передаче с риском воспламениться, или искать номер эвакуатора. Впрочем, эвакуатор мог заменить один человек, он давно ассоциировался у меня со службой спасения.

Я достала телефон и позвонила.

— Константин Сергеевич? Кажется, мне опять нужна твоя помощь…

— Проблемы? — громыхнул сзади раскатистый бас.

Я оглянулась и увидела гаишника размером с Кинг-Конга.

— Потом перезвоню, — шепнула я Таганцеву в трубку и отключилась.

— Я говорю, барышня, вы чего посреди дороги-то раскорячились, движению мешаете? Проблемы?

Я хотела объяснить, что я не барышня, а судья, что я не «раскорячилась» посреди дороги, а прижалась к обочине, что техосмотр и страховка у меня в порядке, машину не угнала, она просто ехать не хочет, что…

Вместо этого я пробормотала нечто невразумительное.