Кто-то из них почитывал газетку, кто-то разговаривал по мобильному, а кто-то просто глазел в окно на оживленную улицу, но все точно были здесь завсегдатаями, потому что с официантами обращались по-свойски, то и дело кивали кому-то, здороваясь, и называли друг друга по именам.

Наверное, я выглядела в этом чинном курятнике как дикая утка, сбившаяся с курса при перелете на юг: растрепанная, взмокшая от жары — кондиционер в моей «Хонде» отродясь не работал, — а главное, с толстым портфелем, из которого норовила вывалиться кипа бумаг.

Дела в машине я никогда не оставляла, даже если выходила всего на секунду, даже если при этом требовалось выглядеть веселой и беззаботной леди, — портфель с документами всегда находился при мне. Это было железное правило, твердый принцип и мой женский каприз, если хотите. Меня не волновало, что при этом думают обо мне посторонние, но сейчас я почувствовала себя неуютно от многочисленных любопытных взглядов.

Будто планктон толстых портфелей никогда не видел. И деловых женщин…

Я взяла себя в руки, поправила волосы и внимательно огляделась еще раз.

Натки нигде не было.

Она не пила сок, не потягивала кофеек, не глазела в витрину, она просто не пришла, сорвав меня с работы!

Чувствуя, как закипаю от злости, я села за свободный столик, бухнула портфель на стул и набрала Натку, с таким остервенением нажимая кнопки мобильного, что в глазах проходящего мимо официанта мелькнуло беспокойство.

— Что будете заказывать? — остановился он возле меня.

— Пока ничего, — буркнула я, схватила портфель и вышла из кафе, сбросив вызов, потому что в трубке, словно в насмешку, звучали короткие гудки.

Салон в «Хонде» раскалился, как турецкая баня. Я стерла с губ расплывшуюся помаду, сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, и снова набрала сестру. Если опять будет занято, уеду немедленно, и больше никакими мольбами Натке не удастся меня выманить, чтобы поведать, кто и за что ее собрался убить.

Сестра ответила сразу, невинным голосом, будто не трепалась с кем-то секунду назад, находясь на мушке у киллера.

— Ты где?! — заорала я. — Я сбежала с работы, а ты…

— Лен, я в кафе, как и договаривались, — заговорщицким шепотом сказала сестра. — Чего ты кричишь?

— В каком кафе, я только что была там!

— Лен, я сижу за фикусом.

— Что?!

— Зайдешь в кафе, посмотри налево, там фикус, за фикусом — я.

Я сорвалась с места, не забыв портфель, забежала в кафе и, наплевав на многочисленные взгляды, которые из любопытных превратились в откровенно насмешливые, бросилась к здоровенному фикусу в углу.

И замерла.

За уединенным столиком, спиной ко мне, сидела сгорбленная тетка в толстенной вязаной кофте, при одном взгляде на которую в такую жару становилось дурно.

Я развернулась, чтобы уйти, но вдруг услышала жалобное, тихое:

— Ле-ен…

Обернувшись, я узнала Натку, несмотря на темные очки, скрывавшие пол-лица, и непривычную прическу — убранные в тугой узел волосы. Старомодную кофту она надела поверх легкомысленного топика и короткой юбки. Такое смешение стилей делало Натку еще более приметной и запоминающейся, но сестрица, похоже, об этом не подумала.

Я огляделась, прикидывая, куда бы сунуть портфель, наконец поставила его под стол и села напротив Натки.

— Что за маскарад? — раздраженно спросила я.

— Тихо… Говорю же, меня могут убить…

Натка испуганно огляделась по сторонам, хотя из-за фикуса нас никто не мог видеть.

У стола вдруг вырос официант — бесшумно и незаметно, словно соткался из воздуха.