А может, мы и были уже тогда взрослыми.

– Чему обязан вашим визитом, Иван Сергеич?

Юрка был скуп на слова. Я невольно подделывался под его манеру.

– Надо побалакать.

Командир кивнул и накинул на голые плечи рубашку. Встречать гостя голяком, а тем более – разговаривать, неприлично: провинциальная приятная уважительность.

– Чайку?

– Не откажусь.

Юрка взял изрядно помятый тусклый чайник, сунул ноги в тапочки и пошлепал на кухню. Кухни были по концам коридора, две на этаж.

Пока его не было, я заглянул в Сэлинджера. Страницы были испещрены карандашными пометками. В каждом предложении он не знал по два-три слова и мельчайшим почерком рядом писал перевод.

Упорный парень.

Потом мы гоняли чаи из граненых стаканов. Чай был таким крепким, что по цвету напоминал портвейн. Юрка ел вишневое варенье, намазав его толстым слоем на хлебный ломоть. Я от варенья отказался. У меня были дома шоколадные конфеты.

– Я вот о чем, – приступил я наконец к делу.

Командир кивнул.

– Говори.

– Что мне будет, если я в отряд не поеду?

Юрка глянул остро:

– По какой причине?

– По семейным обстоятельствам.

Кажется, я покраснел.

Мой товарищ невозмутимо кивнул и продолжал пить чай.

Потом вдруг спросил:

– Девушка?

Тут уж я точно покраснел.

– Как вы догадались, мистер Холмс! – воскликнул я, пытаясь развязностью замаскировать смущение.

– It’s elementary, Mr.Watson, – с чудовищным акцентом промолвил сотрапезник.

– But how?

– Ты ведь у нас романтик, – сказал Юрка, переходя на наречие первой в мире страны социализма.

Его утверждение, что я – романтик, прозвучало из его уст, как мне показалось, даже с оттенком зависти.

Вдруг он спросил:

– Что, не пускает?

– Кто? – смешался я.

– Ну, она.

– Да нет… – протянул я.

ОНА ведь даже не знала, что я куда-то уезжаю. Да и вообще – ОНА сама исчезла. Неизвестно куда и, может быть, навеки.

Я казался сам себе очень странным. Особенно – если посмотреть на меня посторонними, непредвзятыми, невлюбленными глазами. Глазами Юрки, например. Что бы я мог ему рассказать?

Я знаком с герлой всего одну неделю. Провел с ней лишь ночь – и уже готов порушить все свои планы. Пустить под откос собственные каникулы. Подвести товарищей. Наконец, отказаться от огромного заработка…

– Значит, сам прикипел, – заметил командир. В его тоне еле слышно прозвучала нотка сожаления.

Потом он перевел разговор на другую тему.

И только под конец чаепития сказал:

– Я тебя, если надо, прикрою. Скажу, что в твоей семье заболел кто-то, и по-серьезному. Мама, например. Билет твой сдадим, не проблема. Ничего тебе не будет. Колхоз – дело добровольное.

В итоге мы договорились, что я еще подумаю до завтра. Время пока терпит. Утром сам позвоню Юрке в общагу.

Кашин среди вахтеров общежития пользовался авторитетом. Они даже ходили за ним в его комнату подзывать к телефону.

Оттого, что мой товарищ не сделал мне ни упрека – хотя по всему было видно, что ему мой отказ неприятен, ведь я ломал его планы, – меня как-то покорежило.

И еще: там, в Хакасии, меня ждали другие друзья. И девушки в отряде тоже ожидались. В малом количестве, но все же. (В их числе повариха Элина, которая была ко мне неравнодушна).

Вдобавок стройотряд – большие деньги. Для студента вообще заоблачные.