Лукас распахнул дверцу машины, и Чандра буквально рухнула к нему в объятия.

Вцепившись в него, чтобы не упасть, Чандра не сразу поняла, что одна ее рука оказалась на обтянутом джинсовой тканью бедре Лукаса, а вторая — у него на поясе. Она неловко выпрямилась.

— Ну и ну! — ухмыльнулся Лукас, да так развязно, что у Чандры зачесались руки от желания отвесить ему пощечину. Но, разумеется, это было немыслимо — на виду у вытаращивших глаза женщин из церковной общины.

— Что интересного вы здесь увидели? — крикнула Чандра женщинам.

— Напрасно ты так сердишься, — шепотом вмешался Лукас. — Они ни в чем не виноваты.

— Да, виноват только ты! Ненавижу тебя!

— Ты в этом уверена? — Он крепче прижал ее к себе.

От Лукаса веяло жаром, как и от самой Чандры. Но его прикосновение было невообразимо приятным, настолько приятным, что у Чандры вновь закружилась голова, и перехватило дыхание.

Четыре долгие, мучительные недели она спала в одиночестве и пыталась забыть его.

Она и теперь была уверена, что со временем избавится от воспоминаний, и потому яростно толкнула Лукаса в грудь. Но это было все равно что пытаться с ее жалкими силами сдвинуть с места стальную стену.

— Я люблю тебя, — прошептал Лукас, прижимая ее к себе. — Я люблю тебя.

— Нет!

— Прости меня, — хрипло умолял он, и его низкий голос так странно дрогнул, что Чандре показалось, будто он вот-вот заплачет.

Она не смогла удержаться и взглянула ему в лицо.

Их взгляды встретились. Суровое лицо Лукаса дышало страстью. Всепоглощающее чувство, которое Чандра прочла в его глазах, было сильнее слез.

Я люблю тебя, поверь. Я умру, если ты мне не поверишь.

Я прощаю тебя.

Они не произнесли ни слова.

Однако они говорили.

На своем, понятном только им языке.

Но вот его лицо смягчилось, и он заключил Чандру в крепкие объятия.

Чандра была не в силах бороться ни с ним, ни с самой собой. Всю свою жизнь она искала его и, наконец, нашла. И знала: что бы он ни совершил, кем бы он ни был, она будет с ним всегда. Тихие слезы радости струились по ее щекам.

— Спасибо, что ты приехал, — прошептала она. — Какая я глупая! Конечно, я прощаю тебя.

Потому что такова сущность и сила истинной любви.

— Я пытался приехать раньше. Но мне пришлось целую ночь охлаждать свой пыл в одной гнусной мексиканской тюрьме, в компании омерзительных типов.

— Знаю. Извини.

Чандра прильнула к нему, трепеща от счастья и в радостном исступлении подставляя губы твердому рту Лукаса.

Лукас целовал ее, и Чандра не слышала двух возбужденных мальчишеских голосов — знакомых и любимых.

— Так у нее будет малышка или нет?

— А может, малыш!

— Когда же он сделает ей предложение и подарит кольцо?

— Тсс! Пускай сначала нацелуются, остолоп!

— Сам ты остолоп!

— Девчонкам нравится, когда их целуют.

— И мальчишкам тоже.

— Только слюнтяям.

Но, наконец, до нее дошло, что за спиной у нее звучат голоса ее милых мальчиков. Ее ангелов-хранителей.

Ее сыновей.

Им не терпелось узнать, будет ли у нее малыш.

Ребенок?

Эта мысль пронзила ее словно током.

Чандра даже не задумывалась о такой чудесной возможности. Она считала, что желудок у нее расстроен от нервов или от дурной пищи. Но теперь она припомнила, как странно Рейф поглядывал на нее всякий раз, когда она уверяла, что с ней все в порядке, как заботлив он был, как настойчиво вел поиски нового водителя.