Мы расселись в мягкие, удобные кресла с маленькими черными рычажками. Нажмешь на рычажок — спинка начинает отваливаться, и ты прямо полулежишь, как в постели или на диване у себя дома. А нажмешь еще — спинка поднимается, и ты сидишь прямо, словно аршин проглотил. Я немного побаловался рычажком… Мама по привычке укоризненно покачала головой.

— Сломаешь!

Я только усмехнулся: разве в таком самолете можно что-нибудь «сломать»?! И папа тоже поддержал меня:

— Это уже сделано так сделано! На космическом уровне!

Через весь самолет к себе в кабину прошли летчики. Они шли спокойно и просто, как ходят на работу самые обыкновенные люди. Один даже был с портфелем. А мне хотелось потрогать их руками: ведь это они через несколько минут поднимут нашу огромную машину в небо, на восемь или даже на десять километров ввысь. Первым шел невысокий пожилой летчик с тяжелой седой головой и загорелой шеей. На кителе у него было несколько продолговатых значков.

— Миллионер! — прошептал мне папа. — Миллионы километров налетал!..

Я сразу понял, что этот пилот самый главный. За ним шли летчики помоложе, тоже спокойные и веселые. А я с восторгом смотрел на спину тому, самому главному, с сильной, загорелой шеей…

Ну, а потом, как какая-нибудь массовичка на утреннике перед занавесом, впереди, перед самой кабиной, появилась молоденькая белокурая девушка и так спокойно-спокойно, словно программу самодеятельности объявляла, обратилась ко всем сразу:

— Здравствуйте! Меня зовут Настя. Я ваша бортпроводница. Самолет «Ту-104» совершает рейс по маршруту Москва—Красноярск с посадкой в городе Омск. Летим со средней скоростью тысяча километров в час на высоте восемь—десять тысяч метров. Сейчас, при взлете, все пристегнитесь ремнями!..

Тут взревели моторы, да так, что я, если бы не привязал себя ремнем, наверно, от восторга выскочил бы из своего кресла. Моторы ревели с такой силой, что мне казалось, они могут унести нас к Марсу, к Луне, к самым далеким звездам и вообще куда захотят!

Самолет поехал на взлетную дорожку, а бортпроводница Настя стала расхаживать с подносом и совершенно бесплатно раздавать всем прозрачные конфетки, которые я очень любил. Еще в Москве Генриетта Петровна предупредила меня, что такие конфетки раздают специально для того, чтобы у пассажиров «не закладывало уши», и еще для того, чтобы их не тошнило. «Для этого, — предупредила Генриетта Петровна, которая ни разу не поднималась в воздух выше нашего четвертого этажа, — еще раздают пакеты, которые почему-то называются «гигиеническими».

Такие пакеты и правда лежали на каждом кресле. Я захватил сразу четыре или пять конфет, хотя все брали только по одной, положил себе на колени «гигиенический пакет» и с той минуты стал напряженно ждать, когда же меня затошнит…

Моторы заревели еще сильнее, и «Ту-104» помчался по взлетной дорожке со скоростью, какой я даже и представить себе не мог. Мне ведь раньше казалось, что и автомобили ездят быстро, и электрички тоже, но они просто ползут, как черепахи, по сравнению с самолетом.

А он все мчался, мчался, и я даже не уловил того момента, когда колеса его оторвались от земли — и мы уже оказались в воздухе. Аэродром, и дома, и лес стали уменьшаться, уменьшаться, пока совсем не исчезли. Самолет пробил облака так же быстро, как мы на уроке пробивали карандашом белый листок бумаги, чтобы повертеть его пропеллером. Ну, а потом… Потом я увидел такую картину, какой еще ни один художник никогда, мне кажется, не изображал. Внизу, под нами, как сказочная, бесконечная снежная поляна, лежали облака, а вокруг были солнце и синева.