Доктор Блэк говорит, что своим выздоровлением Бинг обязан не только брату-близнецу, но и своему собственному настрою. Он терпеливо сносил все, что выпало на его долю, и верил в лучшее.

Что касается шрамов, то пластическая хирургия и тут на помощь придет; слава богу, лицо не задето.

Руди оказался на высоте. Процедура эта не слишком приятная, а мальчик он избалованный, но Руди проявил немало храбрости и был очень добр с Бингом. Как только ему разрешили вставать, он не вылезал из палаты Бинга. Не могу сказать, что они стали неразлейвода, потому что это не совсем так. Просто они превратились в хороших друзей, и у меня сердце радуется, когда я слышу, как они смеются над одними и теми же дурацкими шутками. Но Руди до мозга костей американец, и ему не терпится вернуться домой. Никакой сентиментальной чепухи вроде „я ни за что на свете не расстанусь со своим братом“. Мне кажется, что все это сказки. Они же не росли вместе, в этом все дело.

Теперь об Анне. Как я писала тебе раньше, она здорово заставила меня поволноваться, замыслив во что бы то ни стало вернуть Бинга обратно. Думаю, она бы так и поступила, если бы могла. Последнее слово осталось за Бингом, именно оно и сыграло решающую роль.

Но мы со Стивом выдержали настоящую битву. А. и Р. известили нас, что обдумали сложившуюся ситуацию и считают, что, как только Бинг поправится, ему лучше перебраться к ним в Бостон. Расс даст им с Руди достойное образование. Анна заявила свои материнские права на ребенка и сообщила, что привязалась к Бингу (может, и так, но, боюсь, мне абсолютно плевать, правда это или нет) и теперь она без него и дня не проживет.

Расс твердил, что мы обязаны всем Анне и должны отпустить Бинга и так далее и тому подобное. Не думаю, что стоит вдаваться в подробности.

И только Стив сохранял полное спокойствие. Я совершенно из себя вышла, а он держался как настоящий мужчина. „Вам не кажется, что прежде всего следует учесть мнение Бинга? — хладнокровно проговорил он. — Жизнь его висела на волоске, когда Крис начала поиски Руди. А теперь на волоске висит его счастье“.

Мы со Стивом всегда плохо относились к людям, которые совершенно не учитывают мнение детей и вырывают их с корнями с насиженного места, будто они кусты какие-то. Вот в чем заключается весь ужас разводов, хотя в наше время многие судьи спрашивают у детей, с кем из родителей они желают остаться. Так вот, Стив предложил поинтересоваться у Бинга, хочет ли он жить с нами или переехать в Бостон к Хопкинсам.

Рассел твердил свое „конечно-конечно“, Анна же разволновалась, начала спорить, утверждать, что с ней Бингу будет гораздо лучше, что это ему только на пользу пойдет, и все в том же духе. С одной стороны, в Бостоне у Бинга действительно будет гораздо больше возможностей, чем можем мы со Стивом ему предоставить, но для детей материальная сторона — не самое главное. Для Бинга мы были и остаемся его родителями, наш дом — его дом. Он так до конца и не понял, что Анна — его родная мать.

Однажды случилось так, что мы оказались с ней у Бинга в одно время, и она поцеловала его при мне. Руди всегда бросается к ней на шею, кричит „Хей-а, мам!“ и целует в ответ, но бедный Бинг явно чувствовал себя неловко, а потом сказал мне, что она все время размазывает ему по лицу свою помаду, сестры подшучивают над ним, а ему это не нравится; и еще после ее ухода в палате „воняет“. Это он про дорогие духи несчастной Анны. Ну да ладно, что-то меня не в ту сторону понесло. Наш с Хопкинсами спор окончился тем, что мы пришли к заключению: кто-то незаинтересованный должен рассказать Бингу все как есть и объяснить сложившуюся ситуацию, чтобы ребенок не чувствовал себя неудобно. Анна наверняка втянула в эту игру своего Руди, потому что каждый раз, когда мальчик приходил к Бингу, он упрашивал брата переехать жить к ним. Говорил, как классно будет плавать в бассейне, играть в бейсбол и тому подобное.