Эти двое с головы до ног были живой насмешкой над ним лично и всей полицией.
Эти сукины дети над ним издеваются.
— Твой отец знает, что ты взял машину?
— Да.
Закончив проверять страховку, Мьеле заговорил неофициальным тоном:
— Любите курить? — Подняв взгляд, он увидел, что Вальтер Кьяри чуть в обморок не упал.
И это придало ему позитивный заряд, и он обнаглел.
Он уже не ощущал холода. И дождя тоже. Он прекрасно себя чувствовал. Уверенно.
Быть полицейским в сто раз лучше, чем футболистом.
Они у него в руках.
— Любите курить? — повторил он тем же тоном.
— Простите, не понял, — пролепетал Вальтер Кьяри.
— Любите курить?
— Да.
— Что?
— Как — что?
— Что любите курить?
— «Честерфилд».
— А травку любите?
— Нет.
А голосок-то у Вальтера Кьяри дрожал как струна.
— Не-е-ет? А чего тогда трясешься?
— Я не трясусь.
— Ладно. Не трясешься, извини. — Он довольно улыбнулся и посветил фонариком в лицо Прекрасным Локонам. — Молодой человек говорит, что вы не любите травку. Так?
Мартина, заслоняя глаза рукой, кивнула.
— Что такое, ты даже говорить не в состоянии?
— Даже если мы выкурили пару косяков, что такого? — ответила Прекрасные Локоны резким и пронзительным, как скрип ногтя по стеклу, голосом.
«Э, да ты нахалка! Не то что этот ссыкун лопоухий».
— Что такого? Может, ты забыла, но в Италии это считается преступлением.
— Это для личного употребления, — возразила девка хозяйским тоном.
— Ах, для личного употребления. Что ж, посмотрим. Посмотрим, что получится.
Макс очутился в воде.
На животе.
Он не успел сообразить, защититься, ничего не успел.
Дверца распахнулась, и ублюдок схватил его за хвост обеими руками и выкинул из машины. На секунду Макс испугался, что он хочет ему выдрать все волосы, но сукин сын просто швырнул его на обочину, как мешок за веревку. И Макс полетел вперед, вниз головой, и упал лицом в грязь.
Он не дышал.
Приподнявшись, он встал на четвереньки. От удара грудью об асфальт легкие не работали. Он открыл рот и стал издавать гортанные звуки. Пытался вздохнуть, но воздух не поступал. Он задыхался, валяясь под дождем, а все вокруг затуманивалось и темнело. Черное и желтое. Перед глазами вспыхивали желтые пятна. В ушах стоял глухой звон и шум, похожий на далекий гул танкера.
«Я умираю. Умираю. Умираю. Черт, я умираю».
Но потом, когда он уже был уверен, что отдаст богу душу, что-то внутри него разблокировалось, открылся какой-то клапан, и поток воздуха хлынул в жаждущие легкие. Макс вдохнул. И еще, и еще. Лицо его стало из багрового красным. Потом он начал кашлять и отплевываться и вновь ощутил, как дождь течет по шее и мочит волосы.
— Вставай. Поднимайся.
Чья-то рука схватила его за ворот. Он снова стоял на ногах.
— Ты в порядке?
Макс отрицательно покачал головой.
— Да все с тобой в порядке. Я из тебя весь сон вытряс. Спорить могу, с тобой все в порядке.
Макс поднял взгляд.
Мерзавец стоял между машинами, совершенно промокший, разводя руками, как одержимый предсказатель или что-то типа того. Лица в темноте было не видно.
И Мартина. Стояла. Раздвинув ноги. Положив руки на дверцу «мерседеса».
— Если то, что вы выкурили, как верно заметила девушка, было для личного употребления, то надо убедиться, что у вас где-нибудь не припрятаны еще наркотики, а это уже гораздо серьезнее, намного серьезнее. |