Товарищ Лаваль в молчании прицелился и выстрелил. Канат с плеском упал в воду. Его втянули на борт. Матрос пробормотал что-то одобрительное и в молчании принялся разматывать концы двух прикрепленных проволок.

– Подать на середину реки! – скомандовал Лаваль. Буксир медленно, покачиваясь, отплыл, соединенный с берегом двумя тонкими нитками проволок.

– Стоп!

– Товарищ Монсиньяк, вот вам телефонный аппарат, прикрепите к нему проволоки, – командовал товарищ Лаваль.

Матрос завозился возле аппарата. Работа, видимо, не клеилась, так как он то и дело ругался, отплевываясь с присвистом. Наконец, минут через двадцать аппарат был готов.

Товарищ Лаваль взял трубку.

– Зажечь все огни! – скомандовал он с трубкой у уха. – Тишина!

Сухо хрустнула ручка полевого аппарата.

В телефонной трубке долго переливалось время, пока не раздалось, наконец, откуда-то издали терпеливое меланхоличное:

– Алло-о-о…

– Алло. Тансорель? – заревел в трубку товарищ Лаваль.

– Тансорель… – как эхо откликнулась плавным раскатом трубка.

– Позовите к телефону мэра!

– Кто говорит?… – прозвенело издали.

– Говорит префектура, – спокойно продолжал товарищ Лаваль. – Разбудите немедленно мэра и кюре и позовите их обоих к телефону. Дело срочное.

– Не кладите трубку… – прозвенело эхо.

Товарищ Лаваль, опершись локтем о колено, с трубкой у уха, в молчании ждал, докуривая папиросу. Прошло минут десять.

Вдруг в трубке закашляли чьи-то торопливые шаги. Издали долетел, затрепетал, зажужжал, как муха, голос, запутавшийся в паутине проволок:

– Говорит мэр Тансореля.

– Разбудили кюре?

– Идет уже.

– Дайте ему другую трубку. Дело относится равным образом и к нему. Я не хочу повторять дважды… – повелительным тоном говорил Лаваль.

– Слушаем. Кто говорит? Это вы, господин префект?

– Слушайте внимательно. Говорит экспедиция советской республики Парижа. Сегодня в двенадцать часов ночи мы прорвались через кордон и прибыли за провиантом. Пролетариат Парижа подыхает с голоду. Пароход наш стоит на реке перед вашей пристанью. Говорю с вами с палубы парохода. Не пытайтесь телефонировать в гарнизон: все телеграфные провода перерезаны. Единственная оставшаяся линия соединяет вас с нашим пароходом. Теперь слушайте внимательно: экспедиция приехала с мирными намерениями. Пароход стоит по середине реки и, ежели вы выполните в срок наши требования, даже не причалит к берегу. Мы приехали за продовольствием для подыхающей с голоду голытьбы Парижа. Ежели в продолжение получаса вы не доставите нам к пристани и не нагрузите стоящие там баржи шестьюстами мешками муки, мы высадимся на берег, обстреляем и перевернем все село. Даем вам полчаса. Вы, гражданин мэр, разбудите немедленно деревню, распорядитесь насчет подвод и будете руководить доставкой к пристани. Вы, гражданин кюре, употребите свое влияние, чтобы убедить нерасторопных, и присмотрите, чтобы все было готово к сроку. Проверьте оба свои часы Сейчас без десяти два. Ежели в двадцать минут третьего на шоссе, ведущем к пристани, не появится первая подвода с мукой, мы причалим и высадимся на берег. Послушанием и точностью исполнения вы спасете от заразы себя и, быть может, всю Францию. Поняли вы, гражданин мэр? Шестьсот мешков муки через полчаса к пристани.

В трубке гудела тишина. После продолжительного молчания в ней закопошилось первое, с трудом выкашлянное в проволоку слово:

– У нас в деревне нет столько муки…

– Найдется! Далеко искать не придется.