6

Когда Второй распахивает дверь комнаты для переговоров, Бондарев говорит:

– М‑м… Выглядит неплохо.

– Надеюсь, что здесь мы сумеем решить все наши проблемы, – говорит Второй и проходит в комнату, приглашая за собой остальных. Двое молодых чеченцев, Лечо и Муса, заходят. Потом заходит Марат.

Они оглядываются, рассаживаются на длинные шикарные диваны, а Второй как гостеприимный хозяин говорит какие‑то слова, кружит вокруг… Он создаёт впечатление, что тоже вот‑вот сядет, закинет ногу на ногу, нальёт себе шампанского и начнёт разговор о делах. На самом деле он не собирается здесь оставаться, он говорит что‑то типа: «Минутку, я сейчас вернусь», – и выходит в коридор. Что характерно – не закрыв за собой дверь, что должно служить символом его скорого возвращения. Но Бондарев помнит, что переговорную комнату от коридора отделяет тамбур с двумя дверями. И он явственно слышит щелчок закрывшейся внешней двери. «О господи, – думает Бондарев. – Только не газ».

Бондарев уверен, что за ними наблюдают, поэтому он продолжает улыбаться, садится на диван, оценивающе гладит кожаное покрытие, рассматривает этикетку на бутылке шампанского. Марат сидит напротив, он достаёт из кармана носовой платок и начинает разглаживать его на колене. Потом поднимает глаза на Бондарева и одними губами говорит:

– Только не газ.

Чеченцы как ни в чём не бывало разговаривают друг с другом, Бондарев различает отдельные слова, и в этих словах нет абсолютно никакого понимания ситуации. Чеченцы думают, что с ними и вправду будут вести переговоры.

Бондарев смотрит на Марата и кивает. Если бы у него было время порассуждать о всякой философской ерунде, то он сказал бы, что это весьма иронично – обнаружить своих единственных союзников в лице парней Чёрного Малика. У жизни довольно чёрное чувство юмора. И масса выдумки.

– Ребята, – говорит Марат по‑чеченски. – Не смотрите на меня, просто слушайте. Нас привели в эту комнату, чтобы убить.

Чеченцы на миг замолкают, потом, не глядя в сторону Марата, Лечо насторожённо произносит:

– Я понимаю, за что они хотят убить нас. А вы‑то при чём?

– Потом объясню. Лучше послушай – они нас заперли здесь, сейчас переговорят со своим главным и начнут. Если они пустят газ или будут расстреливать из скрытых бойниц – нам конец.

– И что ты предлагаешь?

– Выпей, – говорит Марат с жизнерадостной улыбкой и берет в руки бутылку французского коньяка.

– Мы не пьём, – говорит Лечо. – И зачем это вообще надо?

– Здесь должен быть яд, – тихо говорит Марат, пока Бондарев громогласно рассказывает каменнолицему Мусе неприличный анекдот. – Или снотворное. Мы потеряем сознание, а они войдут, чтобы порезать нас как баранов. Для них это будет абсолютно безопасно. Если мы действительно будем без сознания. Но ты можешь только прикинуться, что пьёшь. Ты можешь только притвориться, что потерял сознание. И когда они войдут…

– Я порву их на куски, – говорит Лечо и улыбается с искренней радостью.

7

Когда шаги в коридоре затихают, Харкевич открывает глаза и пытается дышать полной грудью, но каждый глоток воздуха отдаётся непереносимой болью. Харкевич кое‑как стаскивает с себя тонкий чёрный свитер, который теперь разодран пулями. Харкевич дёргает застёжки бронежилета, ослабляя давление на грудь. Потом стаскивает бронежилет и поспешно разрывает майку, опасливо глядя на собственное тело, такое уязвимое без бронежилета. Харкевич не видит ран, не видит разорванной кожи и торчащего мяса. Он видит пару кровоподтёков, и это очень болезненные кровоподтёки, но пули застряли в бронежилете.