– Я хочу с тобой просто поговорить. Задать кое‑какие вопросы.

Алексей подумал, что это, должно быть, что‑то вроде анкеты при приёме на работу. Что ж, порядок есть порядок.

Но вопросы оказались немного странными.

– Откуда ты узнал, что Олег Фоменко находится в доме на Лесном шоссе?

– Услышал по рации. По милицейской рации.

– И что ты собирался делать?

Врать после смерти – дело совсем уж последнее, так что Алексей не стал скрытничать:

– Думал, возьму его… Вроде как в заложники. Потребую, чтобы мать и сестру отпустили. Они‑то в чём виноваты?

– Они ни в чём не виноваты, – согласился мужчина в очках. – И ты думаешь, твой план сработал бы? Полковник Фоменко согласился бы на твои требования?

– А что ему оставалось делать?

– Ну, брать заложников – это уже тяжкое преступление, терроризм. Фоменко мог подогнать спецназ, снайперов, и тебе бы влепили пулю.

– Вряд ли.

– У тебя есть какие‑то идеи, мысли на этот счёт? Почему – «вряд ли»? Почему ты думаешь, что Фоменко не пошёл бы на шумное решение проблемы?

– Нет у меня мыслей… Просто думаю я так. Кажется мне, что не погнал бы он против меня спецназ, захотел бы по‑тихому все решить.

– Интуиция. Понятно, – сказал мужчина в очках. – Ну а вообще – чего ты хочешь?

– Это как?

– Ты молодой умный парень, приходишь из армии и начинаешь как одержимый гоняться за каким‑то подонком. Будто бы нет в мире дела важнее.

– А что, не надо было? Надо было простить? Типа, врезали по одной щеке, подставь другую?

– Я не об этом. Наверное, нужно было сквитаться с Олегом Фоменко. Но ты сделал это таким способом, что пустил под откос всю свою будущую жизнь. Ты уже не можешь вернуться домой, ты не можешь встретиться с матерью, тебя ищет милиция…

– Я всё сделал правильно.

– Наверное. Но разве обязательно было бить Олега Фоменко при людях? Люди в таких случаях перестают быть людьми и становятся свидетелями. Ты мог сделать все то же самое, но не засветиться.

– Подкараулить его в подворотне? И шарахнуть кирпичом по башке сзади?

– Ну хотя бы так. Это была бы месть, но тебе потом не пришлось бы бегать от милиции по всему городу.

– Я прав, – сказал Алексей. – И какого чёрта я должен скрывать, что я прав?!

– Все понятно, – сказал серьёзный мужчина в очках. Алексея перестало мутить, он мог концентрировать своё внимание, и теперь мужчина казался ему похожим на психоаналитика из американских фильмов – такой же вот рассудительный и всезнающий, единственный нормальный посреди окружающих его психов.

– Допустим, все у тебя получилось, – сказал мужчина. – Мать с сестрой выпустили, Олега Фоменко ты в очередной раз уделал. Что дальше? Что ты вообще собираешься делать?

Алексей не понял вопроса. Как это – дальше? Потом он вспомнил, что в заполнявшихся им раньше анкетах тоже попадались бессмысленные вопросы, и на них всё равно нужно было отвечать.

– Что я буду делать? – В голову ничего не лезло, и он выдал лживую отговорку, навязшую у него в ушах от многочисленных материнских советов: – Ну, работу искать, наверное.

«Только какая работа мне теперь светит?» – подумал он тут же. На круглом лице очкастого «психоаналитика» была написана примерно та же самая мысль. Алексей нахмурился – глупость ляпнул, не потрудился придумать что‑нибудь поумнее. А что поумнее? А что вообще тут можно придумать, а?!

– Если ты действительно хотел найти работу, – мягко заметил очкастый, – то почему после возвращения из армии ты сразу занялся не поисками, а местью?

Дерьмо вопрос.