Чародей не отрывал глаз от чаши, и казалось, сам его взгляд, тяжелый и осязаемый, успокаивал воду. Смеяна из своего угла смотрела, затаив дыхание. Она давно смирилась с тем, что никогда не научится ни прясть как следует, ни ворожить, но чужое искусство восхищало ее и завораживало. Раз за разом она наблюдала ворожбу Творяна, напряженно вглядывалась в его лицо и действия рук, все пыталась поймать ускользающую тайну общения с Надвечным Миром. Иногда ей казалось, что тайна эта близка, вот-вот кто-то окликнет ее из-за Синей Межи, и голос этот будет понятен ей. Но чаще всего это случалось в лесу, когда она шла от избушки ведуна домой. Песни леса радовали ее, но она не сумела бы перевести их на понятный людям язык и заставить послужить всему роду. А значит, какой в них толк? А никакого, баловство одно.

– Вода темна, Бездна глубока, – глухо забормотал Творян. Его заклятия были просты, но в каждое слово он вкладывал огромную, непостижимую и неодолимую силу. – Огонь ярок, уголь жарок.

С этими словами он прямо рукой взял с очага пылающий уголек и опустил его в темную воду. Уголек яростно зашипел и погас, канул во тьму. Так искры Огня-Сварожича пропадали в Бездне перед началом мира – в те безначальные времена, когда Сварожьим Молотом не был еще создан Белый Свет.

– Уголь проглоти, мне тьму освети, – бормотал Творян. Глаза его выпучились, взор застыл.

Смеяна почти перестала дышать, крепко прижимая к себе черного кота. Выйдет, не выйдет? Вода в чаше начала бурлить, сначала тихо и медленно, потом быстрее. Над широким горлом поднимался легкий пар. Вдруг в прозрачных клубах мелькнуло что-то живое. Вода успокоилась. Из глубины чаши показалась голова огромной черной жабы. Круглые, ярко-желтые глаза жабы смотрели прямо в глаза Творяну.

– Вела-матушка! – глухо, почти не разжимая губ, забормотал ведун. – Хозяйка Волны! Покажи мне путь Светловоя, сына Велемога.

Медленно подняв руку, он бросил в чашу тонкий светлый волос. Голова жабы тихо погрузилась в воду и исчезла.

Поверхность затуманилась и засеребрилась, как тонкий гладкий лед. Потом на ней возникла та полянка возле Бычьего ручья. Склонясь над чашей, Творян увидел княжича Светловоя, а рядом с ним… Мелькнул вроде бы неясный девичий силуэт и тут же пропал, растаял, как морок, каковым, собственно, и являлся… Нет, это не девушка. Это вообще не человек и даже не берегиня. Над травой рядом с сидящим Светловоем парило облачко полупрозрачного золотистого света, полное радужных переливов. Смотреть на него было нестерпимо больно. Творян отшатнулся от чаши, жмурясь и прижав к глазам ладонь. Разглядеть он ничего не успел, но успел понять, что разглядывать там и нечего.

Смеяна молча ждала, не решаясь задать вопрос. Наконец ведун крепко потер лоб, словно хотел разгладить глубоко врезанные продольные морщины, провел ладонью по бороде, в которой наверняка теперь появятся новые седые волоски. Общение с Надвечным Миром не проходит даром. Юный княжич, спящий на огнище Ольховиков и видящий со сне свою любовь, сам еще не знает, какие огромные силы протянули к нему руки.

– Ну, что там? – наконец шепнула Смеяна и подошла поближе. – Ну, что ты молчишь? – с тревогой спросила она. – Я ему обещала узнать, что за девица ему встретилась. Что я ему скажу? Что ты видел?

– Ничего я не видел! – решительно отрезал Творян, и Смеяна с изумлением поняла, что он лжет.

Ведун не поднимал на нее глаз, а Смеяна потрясенно хлопала рыжими ресницами. Что же такое он увидел, если даже рассказать не хочет?

– Ничего я не видел! – с напором повторил Творян в ответ на ее молчаливое недоверие.