Именно этот сверток и придавал ей уверенность, с какой шла она сейчас на Казанку.
В свертке были прокламации, брошюры и, самое главное, ее собственные записи о Втором съезде. Землячке предстояло много раз говорить и перед членами партии, и перед беспартийными рабочими о значении прошедшего съезда, и мысленно она всегда обращалась к зашифрованным ею для себя ленинским выступлениям.
Накануне Землячка выступала с докладом о съезде на заводе Гужона, одном из самых крупных машиностроительных заводов Москвы.
Шла она на завод от Рогожской заставы и все почему-то вспоминала однофамильца здешнего заводчика, известного скульптора XVI века. Она видела в Париже его знаменитые фонтаны. Кто знает, быть может, знаменитый Жан Гужон — один из предков московского капиталиста Юлия Петровича Гужона?
Вчера она говорила с рабочими о борьбе с эксплуататором Гужоном. А сегодня будет говорить о владельце Казанской железной дороги фон Меке.
Землячка и ее спутник вышли на Солянку.
— Хорошо бы извозчика, — посоветовал провожатый. — Спокойнее.
На всей улице стоял один-разъединственный извозчик. Опытным взглядом Землячка окинула улицу, слежки как будто не было. Ее провожатый быстро сторговался с извозчиком, и они сели в пролетку.
У Казанского вокзала смешались с толпой.
В конце перрона парень свернул к пакгаузам. Землячка еле поспевала за ним. Пошли через железнодорожные пути. Миновали водокачку.
Возле будки парень остановился.
— Пришли.
Перед дверью стоял стрелочник, пожилой мужичок с рыжей бородкой, держал в руке зажженный фонарь, за стеклом колебалось пламя свечи.
— Здорово, Василий Ефимович, — поздоровался с ним парень. — Собрались?
— Собрались, собрались, — скороговоркой ответил стрелочник. — Заходите, коль пришли в гости, я посторожу, будьте в надеже.
В будке тесно, накурено, вдоль стен на двух скамейках, а то и просто на корточках расположилось человек пятнадцать в спецовках, в куртках, в брезентовых пальто. В тусклом свете керосиновой лампы все собравшиеся казались Землячке на одно лицо.
— Здравствуйте, товарищи.
С нею нестройно поздоровались.
Приведший Землячку парень наклонился к черноусому железнодорожнику в форменном пальто с медными пуговицами и что-то шепнул.
— Здесь вся наша организация, — пояснил гостье черноусый. — Одиннадцать партийных и четверо беспартийных, но за них мы ручаемся.
Собравшиеся сгрудились еще теснее, откуда-то из угла выдвинули табуретку, и черноусый пригласил гостью сесть.
— Милости просим, товарищ…
Он запнулся, партийную кличку пришедшей ему сообщили заранее, но он постеснялся произнести ее вслух.
— Демон, — назвалась Землячка.
Это была одна из ее кличек. Другую, более популярную, сохраняли в тайне — она была известна полиции, и работники Московского комитета не хотели, чтобы полиция проведала о том, что Землячка появилась в Москве.
— Так вот, товарищи, — открыл собрание черноусый железнодорожник, который, видимо, был руководителем организации. — К нам прибыл товарищ Демон. Он… — председатель поправился: — Она… — и опять запнулся: слова как-то не сочетались. — В общем, товарищ Демон лично принимала участие во Втором съезде нашей партии и расскажет о задачах, какие стоят сейчас перед русским рабочим классом.
Собравшиеся с интересом вглядывались в докладчика, уж очень не вязался такой странный псевдоним с обликом этой женщины, гораздо более походившей на учительницу, чем на демона; они видели ее впервые и не могли знать, что в характере Землячки было все-таки нечто демоническое.
— Приступайте, — сказал черноусый. |