— Это что? – с ужасом прошептал Котодрал. – Чудится?

— Кто из наших снаружи? – прохрипел Мирослав, догадываясь, что всё, началось…

— Все здесь, — озираясь, сказал Йозеф. – Мы же за котом... Ох, а что у меня с ногами?!

У Мира тоже начало сводить ноги, икры болезненно подергивались, пальцы непроизвольно зашевелись. Но руки ещё действовали – капитан ухватился за сумку на боку. Проклятая пряжка…

— Свечу!

Его не слышали, негромкая мелодия лезла в уши, заставляла тела дергаться всё сильнее…

Словно в «виттовой пляске» закружился, содрогаясь, Йозеф - металось в его вытянутой руке пламя свечи. Капитан чуть не вышиб трепещущий огонек, но всё ж удалось перехватить. Воск лип к пальцам, рука сама собой уводила свечу от цели. Рядом в судорогах уронил мушкетон Янек…

Сошлось: свеча на миг зацепила фитиль, шипения сквозь колдовской напев флейты не слышно, но радостно затлел красный огонек. Мирослав размахнулся, рискуя уронить снаряд под ноги солдатам. Метил в двери, но не сильно надеялся попасть — граната стукнулась о косяк, бухнулась на старые угли, качался-кружился во тьме светляк фитиля. Капитан зажмурился…

Громыхнуло… Тут же ухнуло повторно – сверху, с остатков кровли, сорвалась обугленная балка, но этого уже никто из банды не слышал. Взрыв, плотный и тяжелый, ударил по ушам, глуша и отрезвляя. Капитан кого-то толкнул, но бойцы и так рванули к дверям. Прыгал, чуть ли не на карачках, успевший подхватить мушкетон, Янек… Проскочили сквозь вонь порохового дыма…

Снаружи было чуть светлее – Мирослав почти сразу увидел стоящую у крайних могил фигуру. Человек, поднеся ко рту флейту, сутулился в лунном свете. Капитан, не раздумывая, вскинул пистолет. Неслышно щелкнул курок, полыхнуло пламя выстрела – его глухой звук всё ж пробился в заложенные уши. Волшебный музыкант исчез, словно ветром сдуло. Капитан не тешил себя пустыми надеждами – почти наверняка промахнулся.

Мелькнули тени между крестов. Низкие, быстрые, четырехлапые… За ними люди с оружием…

— Слева! — словно издалека заорал Марек.

И слева, и справа… Тьма извергала все новых и новых врагов. Банда огрызнулась слаженным залпом, потом стало уж не до порядка...

***

— Ну, началось, — без всякого восторга прошептал Хома, взирая на мельтешение у закопченных стен. – Ишь, сразу палить взялись. Хеленка, ты голову-то пригни, попортит красу шальная пуля.

Панночка лишь глубоко вздохнула. Колдунства в воздухе витало, хоть ятаганом его руби: ведьмаки аж из себя повыходили. Но казака те чары не особо трогали – хозяйка прикрыла слуг отводящим заклинанием. Место выбрали удобное: шагах в восьмидесяти от костела, в развалинах бывших приходских кладовых и конюшен. Ничего здесь не палили, позаваливались строения просто. На камнях сидеть малость сыровато, но удобно. Сиди, жди, да глазей.

— Не, не пойму, — ворчал казак. – Отчего туда побежали, а потом немедля обратно? То не сраженье, а глупые горелки-догонялки. Знаешь такую игру, а, Хеленка?

Дивчина вновь вздохнула и отпихнула каблуком особо наглого пацюка, что вознамерился влезть на нарядный сапожок. Крыс вокруг скопилось поболее, чем на изобильных киевских пристанях – уж даже и брезгливая Хеленка перестала вздрагивать. Скопился хвостатый полк и ждет высочайшего приказа.

Хома покосился на десяток пацюков, восставших столбиками на задние лапы и вглядывающихся в беготню у костела. Ну, прям куренные с кошевым атаманом, разве что люльками не дымят.

— Ну и что там? – спросил Хома в большей степени у себя, чем у необразованных грызунов и безъязыкой панночки. – Ничего ж не поймешь. Был бы Анч, может, и растолковал – оно же самая чёртова битва и наметилась…

— М-м, — согласилась Хеленка.