Наконец они выбрали дрянное красное, прокисшее еще неделю назад.
– Пошли им две бутылки вашего самого лучшего, – сказал я. – Скажи, что за вино заплатил джентльмен, который случайно услышал их заказ и ушел.
Он посмотрел на меня с недоумением:
– Так не годится. Разве они не должны знать, кто их угощает? Может, я им скажу о вашем предложении и они сами решат?
– Если скажешь им что‑нибудь, я сломаю тебе ногу, – сказал я. Потом ухмыльнулся. – С другой стороны, если не скажешь, получишь лишний шиллинг.
– Тогда ладно, – кивнул он. – Похоже, мне врать придется.
– Бывает и похуже, чем когда тебе покупает вино незнакомец, – сказал я, чтобы сгладить его опасения, но зря старался. Обещание шиллинга уже сделало все, что было можно.
Я провел в темном углу около двух часов, попивая пиво и закусывая горячими булочками, за которыми послал бармена в соседнюю булочную. Наконец мужчины встали, едва держась на ногах. Они рассыпались в благодарностях перед барменом, а один подошел и пожал ему руку. Из них двоих он был более пьяным, и я сделал ставку на него.
Я встал и быстро вышел вслед за ними, чтобы не упустить из виду, но зря беспокоился. Они ушли недалеко. Стоя у таверны, они роняли монеты и поднимали их, опять роняли и смеялись. Это продолжалось не менее пяти минут, пока я ждал у входа, теряя терпение. Потом они наконец попрощались. У одного были шансы добраться до дома относительно благополучно. Другого ждала более скорбная участь.
Мне не пришлось долго ждать. Как только он свернул на немноголюдную улицу, я ускорил шаг. Мне не удалось это сделать бесшумно, но я сознательно пошел на риск, учитывая степень его опьянения. Однако он услышал мои шаги и удивленно обернулся. Он остановился и открыл рот, собираясь что‑то сказать, но при помощи кулака я заставил его замолчать.
Он рухнул на землю, и его падение было смягчено только огромной дохлой крысой, на которую он уронил голову, как на подушку. Пока он лежал без сознания, я вынул пистолеты из его кармана и шпагу из ножен. Я нисколько не сомневался, что он попытается воспользоваться оружием, и решил лишить его этой возможности. Он пришел в себя и с удивлением смотрел на меня. Из губы тонкой струйкой текла кровь, которая в темноте казалась черной, как смола.
– Ты меня узнаешь? – спросил я.
Он трезвел у меня на глазах.
– Уивер, – сказал он.
– Правильно.
– Я вас не беспокоил.
– Сегодня нет, но, если помнишь, раз или два вы пытались меня арестовать.
– Мы выполняли задание.
– Понимаю. Но скажи мне, почему именно офицеры таможни посланы на мою поимку. – Я знал ответ, но хотел услышать его из уст таможенника. Тот колебался, поэтому я схватил его за волосы и рывком усадил. – Говори, – велел я.
– Деннис Догмилл приказал.
– Почему?
– Я таких вопросов не задаю, а делаю, что говорят.
Я задумался. Как получить сведения, которые могли быть для меня полезны?
– Как ты узнаёшь, что нужно сделать? Как он с тобой связывается?
– Через своего человека, – сказал таможенник. – Таможенники встречаются в таверне неподалеку от Тауэра, называется «Разбитая лампа», по четвергам вечером. Нам платят то, что причитается, и выдают задания, если есть. Иногда, если требуется что‑то срочное, как, например, когда вы сбежали, нас вызывают запиской. Если ничего срочного нет, встречаемся всегда по четвергам.
Я чувствовал, что близок к чему‑то важному.
– А кто этот человек?
– Не знаю, – покачал он головой. – Понятия не имею, как его зовут. |