Элиас отворил дверь, как только я постучал. На секунду зрачки его глаз расширились, а потом он схватил меня за руку и втащил в комнату.

– Ты ума лишился, если пришел сюда. Там внизу люди, которые тебя дожидаются.

– Я знаю, – сказал я. – Двое таможенников.

– Таможенников? При чем здесь они?

Он хотел сказать что‑то о моих преследователях, но передумал и вместо этого подошел к буфету, где стояли бутылка вина и несколько немытых стаканов. Комнаты, которые занимал Элиас, были приятными, но не очень аккуратными. Повсюду были разбросаны старая одежда, книги, бумаги и грязная посуда. На его письменном столе горело несколько свечей, и, по‑видимому, до моего прихода он работал. Будучи хорошим хирургом, Элиас отдавал предпочтение литературному труду и уже испробовал свое перо на поприще драматургии и поэзии. В данное время, по его признанию, он работал над вымышленными записками экстравагантного шотландского хирурга, в которых описывались его приключения в социальном лабиринте Лондона.

– Без сомнений, тебе пришлось многое пережить, – сказал он, – но, прежде чем мы это обсудим, я должен поставить тебе клизму. – У него в руках был цилиндр величиной с мой указательный палец, коричневого цвета и по виду жесткий, как камень.

– Что ты сказал?

– Клизма, – с готовностью объяснил он, – очищает желудок.

– Я понимаю. Но, сбежав из самой ужасной тюрьмы в королевстве, я не намерен отмечать свое освобождение, сидя в твоем присутствии на горшке, чтобы затем предъявить его содержимое для анализа.

– Клизма никому не доставляет удовольствия, но дело совсем в другом. Я изучал этот вопрос и пришел к заключению, что это самое лучшее средство, даже лучше кровопускания. В идеале нужна комбинация мочегонного и слабительного, но, подозреваю, ты не захочешь применять все три средства сразу.

– Поразительно, как хорошо нас знают наши друзья, – заметил я. – Ты видишь меня насквозь, на что не способны посторонние, и понимаешь, что у меня нет ни малейшего желания испражняться, мочиться и блевать одновременно.

Он поднял руку:

– Давай на время отложим этот вопрос. Я пекусь о твоем здоровье, как ты знаешь, но вижу, что не могу убедить тебя испробовать превосходное медицинское средство. Полагаю, ты не станешь отказываться от стакана вина.

– Не могу объяснить почему, но это предложение нравится мне гораздо больше предыдущего.

– Нет необходимости язвить, – сказал он, наливая мне бокал розоватого вина. Протягивая мне его, он, казалось, впервые обратил внимание на мою ливрею. – Тебе идет форма, – сказал он.

– Пока что костюм меня не подвел.

– Где ты его взял?

– Отнял у лакея Пирса Роули.

Он выкатил глаза от удивления:

– Уивер, только не говори, что был там.

Я пожал плечами:

– Мне показалось это хорошей идеей.

Он закрыл лицо рукой с таким видом, будто я разрушил какой‑то его план. Потом он встал и глубоко вздохнул:

– Надеюсь, ты не наделал там глупостей.

– Конечно нет, – сказал я. – Но я отрезал судье ухо и забрал у него четыреста фунтов.

Странно, но это ужасающее признание успокоило его. Он снял со стула бриджи в винных пятнах и сел.

– Тебе надо покинуть страну, и, естественно, как можно скорее. Может быть, Соединенные Провинции? Ты не забыл, что у тебя там брат? Или можно уехать во Францию.

– Я не собираюсь покидать страну, – сказал я, подняв с ближайшего ко мне стула женский корсет. – И не подумаю бежать: не хочу, чтобы люди поверили, будто я убийца.