– Ну так, сами же сказали, неброский, не слишком дорогой, – Демидов развел руками. – Отец мой, Никита Демидович, человеком был богобоязненным, сам проповедовал умеренность во всем, и нас, детей своих приучил к тому же.

– Тогда было бы роще речных камешков набрать, да к камзолу приторочить, – я улыбнулся краешком губ, – да и шелк, из которого ваша рубашка сшита, стоило на рубище заменить. Куда уж проще было бы? Но вы почему-то решили использовать нефрит, не слишком дорогой камень, это верно, вот только встречается он у нас редко, настолько редко, что впору заподозрить вас в смертном грехе тщеславии, нежели поверить в скромность натуры, папенькой вашим взращенной. Ну же, удовлетворите мое любопытство, будьте любезны, почему все-таки нефрит и где вы его достали?

– Понравился он мне, вот я и прикупил пару камешков, – пожал плечами Демидов.

– И где же продается это чудо? Я вот, глядючи на ваш камзол, тоже захотел себе такие пуговицы заказать, – я продолжать улыбаться, все еще наклонив голову, отчего казалось, словно я смотрю искоса, и это отнюдь не предавало собеседнику, точнее допрашиваемому, уверенности в себе.

– Да какое это имеет значение? – я с удивлением заметил, что, кажущийся таким выдержанным, Демидов начал нервничать, а ведь ничего слишком провокационного я пока не спросил. – Коробейники шли, я увидел на лотке и купил.

– Надо же, – протянул я, не переставая крутить злополучную пуговицу. – Какие богатые у нас коробейники, вот уж не знал. Нефрит для нас с вами не слишком дорог, а вот для тех, кто обычно покупает товары коробейников, однозначно не по карману. Подумайте еще раз, Акинфий Никитич, где вы взяли нефрит, чтобы сделать эти замечательные пуговицы?

– Послушай, сынок, ты пришел сюда, чтобы меня о пуговицах спрашивать? – он внезапно успокоился. Я же с нескрываемым любопытством смотрел на него. Меня не представили Демидовым, полагаю, сделали это не специально, а просто потому, что никому, включая Ушакова, в голову не могло прийти, что они меня не знают. А ведь, если подумать хорошенько, откуда им меня знать-то? И теперь я откровенно наслаждался ситуацией, получив ответ на еще один свой вопрос, если Демидов не распознал во мне немца, значит, мне удалось искоренить тяжелый немецкий акцент. – Ну какая кому разница, откуда у меня взялся кусок нефрита, из которого эти проклятые пуговицы изготовили?

– А ведь на самом деле разница огромная. – Я чуть подался вперед и зашептал доверительным шепотом. – Подумайте сами, Акинфий Никитич, есть ли разница в том, купили вы кусок нефрита у внезапно разбогатевшего коробейника, или приобрели его у китайца, прибывшего к вам тайно, чтобы выкупить добытое вами золото и серебро? Ведь есть разница, правда? – я широко улыбнулся, а Демидов слегка побледнел и откинулся назад. – И разница даже не в том, что коробейник не выкупал золото и серебро, которое по законам Российской империи, ежели будет найдено, должно полностью до крупинки переходить в казну, за вознаграждение, естественно, а китайцам их можно продать существенно дороже. Разница в том, что коробейнику никогда не придет в голову убить Василия Ивановича Суворова, приехавшего с инспекцией от Тайной канцелярии. А вот китайскому посреднику, а может и не китайскому, это я так вслух размышляю, вполне может такая мысль показаться разумной. – Демидов побледнел, и я понял, что попал в точку. Оставалось дожать промышленника. – А тут еще генерала Бутурлина на вашем заводе ранили бунтовщики, нехорошо, Акинфий Никитич, – я покачал головой.