На мой вопрос, что приготовил Ушаков для наших иноземных принцев и герцогов, старый пройдоха лишь улыбнулся и уверил, что все будет в лучшем виде, и чтобы я не беспокоился, а вообще, сам все увижу. Единственное, что мы оговорили, что речи ни о каком членстве в новом клубе для иноземцев не идет. Они могут, конечно, в итоге получить заветный перстень, вот только тут нужно будет постараться, двух покровителей из членов клуба завести, которые за тебя поручатся, ля наших достаточно будет одного, ну и так, по мелочи, типа приличных взносов в кассу клуба. Сегодняшний же прием был просто приемом, бесплатным – этакая замануха, и я честно терялся в догадках весь день, что же придумал Ушаков, чтобы заинтересовать в большинстве своем довольно пресыщенных иностранцев, особенно из французского посольства.

И уж тем более, я не думал, что меня можно чем-то удивить. Поэтому ехал я на этот праздник жизни, полный здорового скепсиса. Судя по ухмылкам встреченных мною в зале гостей, не я один ждал чего-то вполне банального. Когда вошел последний гость, двери клуба захлопнулись и раздался резкий звук фанфар. Все как по команде повернулись к центральной лестнице, на самом верху которой стоял Ушаков.

Увидев Андрея Ивановича, я почувствовал, как челюсть постепенно опускается вниз, а глаза принимают форму блюдца. Потому что Ушаков был облачен в древнегреческую тогу. Хорошую такую, правда, в зимний ее вариант. Если, конечно, в Древней Греции был этот самый зимний вариант, конечно. Тем не менее, тога была из тяжелой парчи, подбитая соболями. На лице Ушакова, как и у всех нас красовалась маска, в руке был зажат посох, а по бокам шли две полуобнаженные девушки. Когда он сумел так вымуштровать гулящих девок, так и осталось для меня неизвестно, но у него получилось, это факт, не подлежащий сомнению. Фанфары смолкли, и Андрей Иванович звучно произнес речь, которая, если из нее убрать все лишнее, сводилась к следующему:

Ушаков Андрей Иванович спешил присоединиться к гостям этого замечательного клуба, дабы пообщаться с умными людьми за чаркой доброго вина. Но вот незадача, по дороге его буквально взяли в плен вакханки, которые всю дорогу пытались сломить его веру и переманить на сторону нечестивого божка. И сейчас Андрей Иванович надеется, что общими усилиями нам удастся спасти заблудшие души красавиц, и обратить их к свету истинной веры. Красавиц на самом деле было не две, а пара дюжин, а эти две просто самые упорствующие в своем грехе.

Надо ли говорить, что помочь девам захотели практически все? Тем более, что «вакханки» усиленно сопротивлялись своему спасению, подливая гостям вино, и весело что-то щебеча. Веселуха набирала обороты, то тут, то там даже начали вспыхивать вполне так себе теологические споры, и дело едва до драки не дошло, но тут подвыпившим гостям предложили сыграть в новую игру, а более консервативным – в уже давно известные, с некоторыми крохотными изменениями в виде крупье и участия клуба во всех играх.

Несколько стоящих возле стен столов были закрыты покрывалами. К ним подошли, судя по выправке гвардейцы, и открыли столы взорам гостей. Столы были для карт, для костей, а в центре стояла рулетка. Сам механизм по моему приказу разработали в Академии наук. Это была почти известная мне рулетка, только из доступных материалов.

В общем, вечер удался на славу. Когда гостей около четырех часов развезли кого куда, чаще всего в посольства, потому что Ушаков в последний момент передумал и открытие клуба состоялось в присутствии исключительно иностранцев, мы сели подводить итоги, и я немного охренел, если честно. Нет, я знал, что за моим плечом стоял черт, который и заставил меня внести в этот мир рулетку гораздо раньше, чем она появилась на самом деле, и также я знал, что люди этого времени очень азартные и часто увлекающиеся, но, чтобы настолько? Так, например, Жак-Жоакен Тротти, маркиз де ла Шетарди, казалось бы, один из наиболее осторожных людей, присутствующих здесь, умудрился проиграть клубу всю свою коллекцию вин, а он только шампанского припер в Россию больше шестнадцати тысяч бутылок, а также замок Четарди, что располагался где-то в провинции Лимузен, и это был далеко не самый крупный проигрыш.