– Ясно, – я покачал головой и крикнул. – Эй, кем бы ты не был, позволь мне зайти! Я внук Петра Великого, Великий князь Петр Федорович, и это для меня и моей будущей семьи дворец восстанавливают! Я не трону картины, клянусь, – ну конечно не трону, я же не идиот, это же будущее достояние семьи, которое через какие-то лет двести, двести пятьдесят будет стоить миллионы. У меня вообще в планах имеется все, что гвоздями не приколочено по миру скупать, но это так, перспективное направление.

– Точно с картинами ничего не случится? – голос задрожал еще больше, но дуло втянулось в щель.

– Да, точно. Или тебе моего слова мало будет? – помимо воли в моем голосе прозвучала ирония. На его месте я бы точно не поверил. Принцы и короли обычно врут, как дышат. Их этому учат с рождения. Штелин, умница, тоже не упускает искусства лицемерия в нашей программе обучения. Но вот именно сейчас я говорил абсолютно искренне. Дверь тем временем открылась пошире, и Брюс, совершенно инстинктивным движением выдвинулся вперед, закрыв меня от возможного покушения. В это время в коридор зашли мои сопровождающие, которые где-то задержались, а в дверном проеме показался старик в потертом камзоле, огромном парике и с пищалью в руках. Характерного дымка я не увидел и в который раз покачал головой. – Что же ты, отец, даже ружбайку не зарядил-то?

– Да как же ее заряжать, это же огонь, а тут картины, – вздохнул старик, а Брюс в этот момент с чувством сплюнул на пол. Я вышел из-за его спины, и направился к старику. – Показывай свое хозяйство.

Каким бы профаном я в живописи не был, но «Ночной дозор» только полный идиот не узнает. Его я в первой же комнате, увидел, он первым на стене висел. Не припомню, чтобы эта картина была в России когда-то. Хотя, кто его знает. Меншиков же тащил все, что плохо лежит. Может и был «Дозор» когда-то на стене в его дворце, вот только пропал потом, так тоже иногда случалось. Само крыло было представлено анфиладой комнат. Дальше первой я не проходил, но здесь стены все были увешаны шедеврами. А вон и «Даная» разлеглась.

– Все крыло такое же? – спросил я, с трудом оторвав взгляд от картины. На репродукции и картинке с экрана монитора она не впечатляла, а вот сейчас, когда я видел ее воочию и так близко… Все-таки художники обладают даром передавать свою энергию картинам.

– Нет, ваша милость, только две комнаты и успел Александр Данилыч заполнить, – вздохнул старик, видя мою заинтересованность.

– Здесь только голландцы? – я указал на «Дозор».

– Да, его величество Петр Алексеевич питал определенную слабость ко всему голландскому.

– Это заметно, – пробормотал я. – Вот что, я, пожалуй, оставлю галерею в этом крыле, более того, буду продолжать собирать коллекцию. Тебя как звать-то?

– Матвей – я, ваша милость. Холоп царский, специально за картинами присматривать поставленный еще Александром Данилычем. Так правда картины не тронешь? – его голос снова задрожал, а по морщинистой щеке скатилась слеза.

– Нет, не трону. Но ремонт здесь сделать надобно. Картинам определенные условия положены, чтобы хранились лучше. А здесь сыро и холодно. Если этим криворуким болванам не доверяешь, сам пока сними полотна, да прибереги где-нибудь. Если места нет, то в Петербург в Зимний дворец тебя вместе с картинами доставим, потом назад вернем. Да, Матвей, помощников себе подбери посмышленей из дворни. Слышал же, все комнаты я хочу картинами завесить, один не справишься. И котов тебе сюда нужно будет определить. Да, троих, как минимум, – я усмехнулся. Ну вот, четверых котят уже пристроил считай, еще одного определить нужно будет.