3

 Ракитины жили в знаменитой высотке на Площади Восстания. Этот и еще шесть небоскребов были построены по личному указанию товарища Сталина на семи холмах Москвы и по замыслу диктатора должны были увековечить его эпоху.

 Семья Ракитиных занимала огромную пятикомнатную квартиру, оформленную по последнему слову жилищной техники. «Ничего себе живут! — подумал я. — Такую хату только в кино показывать!»

 — Вы не обидитесь, если я вас приму на кухне? Мы и в лучшем времени любили здесь посидеть, посудачить.

 — Для москвичей кухонный разговор — первое дело, — успокоил ее Меркулов.

 — Только у нас правило — в квартире не курить, вы уж меня извините, — Виктория Ипполитовна даже чуть-чуть закокетничала, Леша же посмотрел на нее с укоризной.

 Ну, я вам скажу, это была кухня! Я таких гарнитуров даже на выставках заграничной мебели не видел! Овальный стол из черного дерева, покрытый красным стеклом, окружали шесть того же дерева стульев с красными бархатными сидениями. Огромный холодильный шкаф красного цвета, черные кафельные стены. Хитро инкрустированные бесчисленные шкафчики для разной утвари. Меркулов осторожно отодвинул стул, я храбро последовал его примеру.

 Пока Виктория Ипполитовна ставила на стол атрибуты чаепития, они с Меркуловым вспоминали милые подробности из их стародавней дачной жизни. Меркуловская семья жила в поселке старых большевиков в Кратово по соседству с Воеводиными, родителями Вики. Дед ее был последним из могикан ленинской гвардии. Он умер лет пять назад, и его именем названа одна из старо-арбатских улиц…

 — Значит, Костя, ты в прокуратуре служишь? А мы все, признаться, думали, что ты в деда. Станешь, как и он, академиком, по аэродинамике или физике. А еще говорят — гены! Вот у вас в семье одни технари, только ты гуманитарный окончил. И в высоком чине? — Ракитина указала на две крупные звезды в бархатной петличке Меркулова.

 — Советник юстиции. Что-то вроде подполковника, — Меркулов сказал это немного пренебрежительно.

 — Что ж, это порядочно для твоих-то лет.

 Ракитина отпила чаю. Воцарилось неловкое молчание.

 — Да, в самом деле, Костя, — встрепенулась Виктория Ипполитовна, — о чем это мы? «Бурьяном заросли дороги юных лет…»

 Ну и железная баба! Моя мамань на ее месте давно бы в обмороке валялась, а эта стихи декламирует!

 — Константин Дмитриевич, могу я вам задать один вопрос? — наконец-то мы услышали Лешин голос.

 — Ты можешь, Алексей, задать нам столько вопросов, сколько хочешь. Но боюсь, дорогой, что ответов у нас нет. Пока нет.

 — Значит, вы не знаете, кто убил отца?

 — Нет, не знаю. Не знаю — кто, не знаю — почему.

 Молодой Ракитин тоже был немножко старомоден — вежливый, воспитанный, не по годам серьезный. Но мне он нравился. Во всяком случае гораздо больше, чем его мамаша. Леша прокашлялся и спросил снова:

 — Если я вам смогу быть полезен — (мне показалось, что он сейчас скажет «милостивый государь»), — если я вам могу быть, чем-нибудь полезен, Константин Дмитриевич…

 — Мы будем иметь это в виду, Алексей. Держи связь вот с Сашей, Александром Борисовичем Турецким, то есть запиши номер телефона.

 Леша сказал:

 — О, кей, — и достал из кармана записную книжку и «паркер». При этом он от волнения, что ли, опрокинул чашку с чаем на скатерть.