|
.. я что-то пока не понял, зачем позвали меня. Кречет повернулся, вперил в него тяжелый взор налитых кровью глаз: — Непонятно? А чего вы ждете? Усачев развел руками: — Ну, военно-полевой суд... Заседание тройки... Решение НКВД о враге народа... Кречет буркнул: — А чего-нибудь... еще невероятнее? Чтоб такая глупость, чтобы и на голову не налезла? Усачев широко улыбнулся, зубы ровные, хотя, несмотря на молодость, наполовину изъеденные и желтые: — Ну, вы предложите мне разработать программу экстренных мер по оздоровлению экономики. Кречет буркнул: — Вот сидите и разрабатывайте. Усачев остался с раскрытым ртом, а Кречет повернулся к нам. Я помалкивал, мне нужно время, чтобы вжиться, министры переглядываются украдкой, но никто не решается раскрыть рот. Когда молчишь, всегда сойдешь за умного, а раскроешь рот — уже бабушка надвое сказала. Кречет оглядел всех исподлобья. Голос его был похож на рык: — Я хочу, чтобы все поняли: произошла не просто смена президента, а народ потребовал другой курс! Если бы просто смена одной жирной рожи на другую, то вон сколько рвалось к этому креслу! Все одинаковые, словно из одного инкубатора. Так что успокаивающие речи о преемственности курса... знаете куда. О каких реформах может идти речь, если половина кабинета ни на что не способна! Коган, министр финансов, вежливо поинтересовался: — А другая половина? — Другая, — рыкнул Кречет еще злее, — способна на все! — Как верно сказано, — восхитился Коган. — А какая из этих половин больше? — Это вам не Одесса, — огрызнулся Кречет. Потом внимательно посмотрел на Когана, — А что это у нас за министр финансов, у которого половинки разные? — Потому что министр, а не математик, — отпарировал Коган без боязни. — Я-то знаю, что дважды два не четыре или шесть, а сколько вам, господин президент, угодно. И что бы вы ни говорили на выборах... гм... словом, как я понимаю, в кабинете будут серьезные перестановки? Кречет фыркнул: — Когда в заведении дела не идут, надо девочек менять, а не мебель. Коган толкнул Краснохарева: — Как он элегантно обозвал кабинет министров борделем, а? А говорят, что прям, как армейский Устав. Умеет выражаться иносказательно! Краснохарев обиженно сопел, но спорить с грозным генералом не смел. Кречет хлопнул ладонью по столу, перешептывания затихли: — Прошу высказываться! И не страшиться самых диких предложений. Бывает, что в дикости больше смысла, чем в часовом словоблудии какого-нибудь умника из подкомитета. Все переглядывались, наконец заговорил Коломиец, министр культуры, медленно и тщательно выбирая слова, красивый и импозантный, с благородным одухотворенным лицом стареющего аристократа: — Подъем экономики невозможен без общего подъема культуры всего населения нашей великой страны, все равно великой, ибо наши славные традиции, наши корни и наше мистическое воссоединение с Богом, нравственные истоки и глубокая одухотворенность народа, что сохранилась, несмотря на развращающее действие отдельных факторов западной цивилизации... хотя нельзя не сказать, что западная культура оказывает благотворное влияние на славянскую, как и наша русская оказала несравнимое ни с чем влияние на весь просвещенный Запад в лице наших гигантов мысли, таких как Толстой, Достоевский, Чехов. |
