— Куда тебя ударили? — спросил он.

Мальчик попытался улыбнуться, но лицо у него было серое.

— Со мной все в порядке, папа. Просто голова кружится. Я упал, а Гованнан стукнул меня коленом. Так что теперь я посреди белого дня вижу звезды.

— Красиво сказано, — заметил Руатайн, ероша светлые волосы сына. — Полежи еще немного, подожди, пока мир не перестанет кружиться. — Поднявшись, он подошел к Коннавару. — Хороший удар. — Руатайн потер челюсть. — Я все еще чувствую его.

Над Конном можно было и подшутить, в ответ мальчик обычно улыбался, и тогда все решалось само собой, но на этот раз он остался серьезен. Коны заглянул в лицо приемного отца, и могучему воину стало не по себе от того, что он увидел в странных глазах пасынка. Один глаз был зеленым, а другой карим, на солнце отливавшим золотом. Руатайн понял: что-то случилось. Он присел рядом и посмотрел на твердые черты лица Коннавара. На правой щеке его наливался синяк, и нижняя губа была разбита.

— Почему вы подрались?

Мальчик помолчал, потом провел рукой по рыжим волосам.

— Он сказал, что мой отец был трусом и сбежал с поля боя. Странные глаза внимательно смотрели на Руатайна.

Воин много лет боялся этого разговора и теперь почувствовал боль в сердце.

— Твой отец был моим другом. Он стоял рядом со мной в двух битвах. Понимаешь? Я не стал бы дружить с трусом.

— Значит, он не убегал? — Коннавар не сводил с приемного отца взгляда.

Тот вздохнул.

— Он нарушил свой гейс, убил ворона, перед тем как ты родился. Вараконну хотелось, чтобы ты рос на его глазах, а он мог вести тебя по жизни. Мысль о смерти лежала на его душе как огромная скала.

Руатайн мысленно вернулся к ужасным событиям десятилетней давности, когда племена объединились, чтобы сразиться с морскими захватчиками. Двенадцать тысяч яростных разбойников против восьми тысяч полных решимости соплеменников. То был день доблести и крови, ни одна сторона не сдавалась. В разгар битвы началась ужасная буря; молния ударила прямо в поле битвы, подбросив обугленные тела воинов в воздух.

— Послушай, Конн. Вараконн был моим побратимом. Он сражался рука об руку со мной весь день, защищая мою спину, как я защищал его. И именно это важно.

— Так он бежал? — снова спросил мальчик.

На лице его была написана мольба. Требовалась большая успокаивающая ложь. Руатайн не мог дать ему этого. Он был человек чести и вместе с тем знал, что молодые и неопытные люди смотрят на жизнь по-другому. Человек или герой, или трус, и никаких вариантов — только черное и белое. Он предпринял последнюю попытку успокоить Коннавара.

— Послушай меня. Врагов мы победили, но они атаковали еще раз. Уже смеркалось. Пятеро бросились на нас с Вараконном, и он был убит. Я потерял друга, ты — отца. И хватит об этом.

— Куда его ранили? — упрямо спросил Конн.

— Ты думаешь не о том. Он был хорошим, отважным и благородным человеком. И только на одно мгновение им овладел страх. Не суди его за это. Когда битва кончилась, я был с Вараконном, он говорил о тебе и твоей матери. Он так хотел увидеть тебя взрослым.

— Ни один враг не увидит моей спины, — сказал Коннавар. — Я никогда не побегу.

— Не говори глупостей, — оборвал его Руатайн. — Я бежал много раз. Хороший воин знает, когда сражаться, а когда отступить. В этом нет позора.

— Нет позора, — повторил мальчик. — Кто прикрывал твою спину, когда мой отец бежал?

Воин не нашел что ответить. Коннавар поднялся на ноги.

— Ты куда? — спросил Руатайн.