— Нет, но рад за тебя.

— Потанцуешь со мной, Иноземец?

— Пожалуй, — ответил он, осторожно поставил кружку на стол и поднялся на ноги. На мгновение земля покачнулась, затем Бануин взял женщину за руку, и они присоединились к другим танцующим в лунном свете.

Он был не так пьян, как опасался, и двигаться в такт музыке, кружась и подпрыгивая, оказалось несложно. Радость народа риганте наконец коснулась его сердца. Ощущение было странное, и Бануин потерял счет времени. Потом Ворна взяла его за руку и увела прочь.

Они оказались возле его дома. На двери только щеколда. . Отодвинув ее, Бануин отворил дверь и поманил за собой Ворну. Та заколебалась.

— Может быть, мне не стоит входить…

— А может быть, и стоит, — отозвался он, нежно улыбаясь. — Давно порог моего дома не озаряла женщина. С тех пор как умерла жена…

На лице Бануина отразилась боль воспоминаний. Ворна подошла к нему ближе.

— Прости, Иноземец. Когда я владела силой, мне многое было открыто.

Он поцеловал ее руку.

— Не печалься. И не проси прощения. Она была славной женщиной. Мне следовало бы чаще о ней вспоминать, хотя это всегда так больно.

Они постояли немного рядом, наслаждаясь близостью друг друга.

— Я никогда не была с мужчиной, — проговорила Ворна. Он заглянул в ее синие глаза и прочел там страх и одиночество.

— Это тоже танец своего рода, — мягко ответил Бануин. — Потанцуешь со мной, Ворна?

— Думаю, да, — сказала она.

Риамфада начинал засыпать. Он не мог пить вино — оно горело у него в груди огнем, и не смел пить эль — боялся обмочиться. Весь пир он тихо сидел, глядя, как веселятся друзья, и получал от этого большое удовольствие. Юноша откинулся на V-образную доску, которую вбили в землю специально для него, чтобы он не упал, и укрылся тяжелым одеялом.

Гованнан танцевал с девушкой из поселения, располагавшегося в тридцати милях от Трех Ручьев. Он несколько раз запутался в собственных ногах, но она притворялась, будто не заметила. Коннавар не танцевал, и Риамфада заметил, как он смотрит на Ариан по другую сторону костра. Та отплясывала с несколькими мужчинами к неудовольствию Касты, ее молодого мужа, мрачно сидевшего неподалеку. Справа от него сидел Браэфар, рассматривая ожог на ноге. Юноша пытался перепрыгнуть костер с другими, старшими ребятами, но упал и обжег колено горячими углями, поэтому теперь пристроился рядом с младшим братом, восьмилетним Бендегитом Браном, свернувшимся клубочком возле седого старого пса Кавала.

Риамфада зевнул и огляделся в поисках отца. Гариафа сидел на скамье рядом с правителем, оба пили и смеялись. Риамфада натянул на худые плечи плащ. Грудь пронзила боль, и он глухо застонал. Не следовало посыпать мясо специями Бануина.

— Как поживаешь, маленькая рыбка? — спросил Коннавар, подойдя.

— Наслаждаюсь праздником. Хотя уже очень устал.

— Я отнесу тебя домой.

— Нет, пока не надо. Ночь чудесная. Я смотрел, как люди танцуют в свете факелов. Все так счастливы…

— А ты счастлив, мой друг? — спросил Конн.

— На следующей неделе мы начнем плавать, — ответил Риамфада, улыбаясь. — Я ждал этого всю зиму. — Неожиданно его скрутил приступ кашля, и тощее тело содрогнулось. Конн наклонился и легонько постучал друга по спине. Кашель отпустил. — Я снова стану сильным, когда мы будем купаться у водопадов.

— Увы, вместе нам купаться недолго, — сказал Коннавар.