— Погоди, — говорю я, срывая правую перчатку и надежно засовывая ее себе в карман. — Расслабься. Не дергайся.

— Легко… тебе… говорить… раптор.

Тут на нас обрушивается еще одна волна, но эта уже поменьше предыдущей, и мне удается ухватиться за веревку раньше, чем она успевает швырнуть меня обратно на берег. А вот Хагстрем оказывается полностью погружен под воду, и тут я понимаю, что он уже многие часы снова и снова задерживает дыхание, сообразуя его с накатом каждой очередной волны.

Когда вода снова уходит, я убеждаюсь, что Хагстрем дышит, после чего в темпе принимаюсь рвать когтями веревку.

— Норин, — выдыхает Хагстрем. — Мы должны… ей позвонить…

— Я пытался, но без толку. — Мне удается прилично растрепать два главных кольца веревки и тем самым их ослабить. — Давай, пробуй. Поднажми.

Хагстрем корчит гримасу, напрягая мускулатуру. Кольца веревки так врезаются в его плоть, что кожа угрожает вот-вот лопнуть.

— Давай же, давай! — ору я, пытаясь припомнить мантры, которые выкрикивают личные тренеры и наставники Малой лиги по всему свету. — Жми на все сто!

Хагстрем охлаждает меня одним-единственным огненным взором, затем делает глубокий вдох, раздувая грудь, выгибает спину — и вдруг все веревки разом рвутся. Нелли падает ничком, в набегающую волну, а я мигом его подхватываю и волоку к берегу. Береговых спасателей почему-то никогда нет рядом, когда они тебе требуются. Более того, их никогда нет рядом, когда они тебе даже не требуются.

На полпути к берегу Хагстрем выскальзывает из моей хватки и сам встает на ноги.

— Нормально, — говорит он. — Я могу идти.

Мокрые, измученные и почти обезумевшие, мы кое-как забираемся в «мерседес». Хагстрем садится за руль, а я тем временем принимаюсь за телефон.

— В пентхаусе по-прежнему никто не отвечает, — вскоре сообщаю я.

— Проклятье, — рычит Нелли. — Сколько раз я велел Норин простым мобильником обзавестись!

— Норин не та девушка, которой можно что-то велеть, — замечаю я.

— Это точно. — Хагстрем качает головой. — Ты ее когда-нибудь в споре одолевал?

— Бывало, но не в тех случаях, которыми стоит гордиться.

И тут мы вдруг дружно понимаем, что говорим об одной и той же женщине, причем на одном языке. Что в разное время у нас с этой дамой были одни и те же отношения. И самое поразительное, что мы совершенно не готовы в связи с этим порвать друг другу животы и вытянуть кишки через нос.

Звонит мой мобильник, и я едва его не роняю, стараясь как можно быстрей приложить к уху.

— Норин?

— Ты где? — Это Гленда. Из мобильника слышен дорожный шум.

— Еду на север. А ты где?

— Еду в Холовер, как ты сказал. Что за дьявольщина творится?

— Нет времени объяснять, — говорю я. — Норин с тобой?

На фоне звучит бибиканье, а потом Гленда, в дюймах от своего мобильника, отпускает кому-то фантастический залп матерщины. В радиусе десяти миль от нее все сейчас как пить дать густо краснеют. Наконец Гленда переходит в более приемлемый режим и сообщает:

— Норин на яхте.

— Норин на яхте, — передаю я Хагстрему. Тут я вспоминаю, что динамик моего мобильника имеет одну модную функцию, и, после нескольких мгновений возни, нажимаю нужные кнопки. Теперь мы можем совещаться втроем.

— Она вышла на яхте? — спрашивает Хагстрем. — Она же терпеть эту посудину не может.

— Не знаю, — говорит Гленда. — Она сама так сказала.