— Вот это правильно, — говорит ему Хагстрем. — Так держать.
Теперь Эдди добрых в двадцати футах от нас — болтается над болотистой гладью футах в пяти над поверхностью. Мне интересно, прилила ли уже кровь к его голове. Интересно также, обращает ли он на это внимание. Жирное рыло Талларико горит от гнева, и если у него к тому же выйдет перебор с кровяным давлением, он может в любой момент лопнуть как воздушный шарик. Надеюсь, к тому времени мы уже получим от него все, что хотим.
Веревка, привязанная к его хвосту, также оборачивает ему ноги, а другой ее конец привязан к надежной ветви дерева пятнадцатью футами выше. Мы с Нелли, а также Папаша Дуган стоим на грубом деревянном помосте, встроенном в болотистый берег. На самом деле здесь нет ни настоящей земли, ни настоящей воды — кругом одна болотная жижа, но Нелли точно знает, куда ступать, а куда не надо. Он уже здесь бывал.
— …и на ваших детей, — снова орет Эдди. — И на детей ваших детей!
— А я бездетный, — информирует его Хагстрем.
— Я тоже, — добавляю я. — Что касается Папаши, то о его детях ты уже в этом смысле позаботился. Извини, Эдди. Нас тут всего четверо. По крайней мере, на данный момент.
Тут по недвижному болоту разносится плеск, и Хагстрем внимательно вглядывается сквозь деревья.
— Кажется, это он, — бормочет Нелли. — Хотя я не уверен.
— Может, цыпленка бросить? — предлагаю я.
— Бросай, конечно, — говорит он. — У нас их навалом.
Я сую руку в пенопластовый охладитель у себя под боком, до отказа набитый сырыми размороженными цыплятами, и хватаю одного цыпленка за ножку. Скользкий и холодный, он, как пить дать, заражен уймой бацилл, но я не думаю, что обитатели этой пучины выскажут по этому поводу свое недовольство.
— Первая попытка, — говорит Нелли. — Просто зафигачь его подальше.
Я швыряю цыпленка повыше, и мы наблюдаем за тем, как он по широкой дуге летит над болотом. Не успевает дичь удариться о поверхность, как в том самом месте вдруг происходит колоссальный всплеск. Гигантский аллигатор выпрыгивает из трясины и ловит пастью цыпленка с не меньшей легкостью, чем студент факультета социологии — зеленую муху на лекции.
— Господи Иисусе! — выдыхает Эдди, пытаясь так выгнуть свое тело, чтобы оказаться как можно дальше от грозного аллигатора, и в результате болтаясь как рыба на крючке. Однако веревка как следует держит его над водой, не позволяя чудовищу прямо сейчас до него добраться.
— Мы его Хватом назвали, — кричит Эдди Хагстрем. — Конечно, не самая оригинальная кличка на свете, но нас тогда время поджимало.
— По-моему, он типа симпатичный, — говорю я. — И фотогеничный.
Папаша Дуган кивает:
— Еще бы — сплошные зубы.
— Да, зубы сейчас для фотомодели самое главное. А ты, Эдди, как мыслишь?
А Эдди снова заводит свои вопли. По-моему, его писклявый визг куда скорее привлечет болотных тварей, чем их отгонит. Впрочем, я не собираюсь вставать на пути брачных призывов любого мужчины.
— Итак, Эдди, — говорю я, крепко прихватывая веревку и удерживая Талларико на месте, — для всех этих дел есть три способа — легкий, тяжелый и забавный.
— Ты, предатель… хвост тебе в рыло… паскуда гнойная… иди у обезьяны отсоси…
Я мотаю головой:
— Нет, лесть тебе ничего не даст. Итак, легкий способ — это сразу поведать нам, кто твой источник внутри нашей организации.
— Хвост мне сперва погрызи…
— Нет, этим Хват займется, — вмешивается Хагстрем. |