Как третья сторона в этой небольшой дискуссии, я чувствую себя обязанным попытаться все уладить.

— Уверен, мы сможем решить эту проблему, — говорю я. — Давайте разумно все обсудим.

— Не о чем тут болтать, — рычит Талларико. — Рапторы остаются. Все остальные — долбаные гадрозавры в особенности — на хрен отсюда выметаются.

— Так это… расовая проблема?

— До хрена расовая! — плюется Талларико. — Просто мозги надо иметь. Думаешь, я бы прожил так долго, если бы хоть кому-то из них доверял?

Я собираюсь снова запротестовать, вступить в бой за Гленду, но она только отмахивается. Торопливо одеваясь, Гленда уже напялила лифчик и другое нижнее белье, а на лице у нее я подмечаю маску беспечности.

— Брось, не дергайся, — говорит она мне. — Я знаю, откуда этот член растет.

— Ручаюсь, знаешь, — хрипит Талларико.

— Я подыщу себе отель, — говорит мне Гленда, и голос ее при этом слегка подрагивает.

— Глен…

— Нет, все отлично. Бизнес есть бизнес, разве не так?

Я смотрю на Талларико — на его самодовольную усмешку, расползающуюся по широченной ряхе. К такой усмешке обычно от души хочется хорошую лопату приложить.

— Я поеду с тобой, — говорю я, протягивая руку за своими ремешками и застежками. — Мы найдем чудесное местечко в Саут-Бич и там обоснуемся.

— Хрена собачьего, — сипит Эдди, выхватывая у меня из рук П-зажим и швыряя его себе за плечо. Зажим с лязгом приземляется на пол и исчезает в кипе бумаг.

— Что за… он у меня один…

— Мой брат сказал мне за тобой присматривать.

— Ну да, и еще он сказал вам мою подругу выставить.

Эдди пожимает плечами:

— А Фрэнк знает, что она гадрозавриха?

— Он не спрашивал.

— Тогда неважно, что он там сказал. Ты здесь, чтобы работать на семью, и ты останешься там, где я смогу тебя видеть.

Деньги. Двадцать тысяч. Конечно, он про них знает. Фрэнк не слишком щепетилен насчет подобных материй.

— Да-да, именно, — продолжает Эдди, подбирая нить там, где ее оставили мои мысли. — Я знаю, за что ты здесь пашешь, приятель. За двадцать кусков. И в ближайшее время тебе их точно на вилах не принести. Так что пока две недели не истекут, я тебя вот здесь, в своем кулаке буду держать. А что до нее… — Талларико тянется к себе в карман и достает оттуда толстый бумажник, кожа которого буквально трещит от старых квитанций и бесполезных бизнес-карт. Извлекая оттуда несколько двадцатидолларовых купюр, он мнет их в комок и швыряет к ногам Гленды. — Это за стриптиз. А теперь — вон отсюда. — Хихикая, он снова поворачивается к столу.

На сей раз уже Гленда удерживает меня от атаки на жирного сукина сына, крепко ухватывая за руку и медленно, со значением покачивая головой.

— Он этого не стоит, — тихо говорит она. — Не сейчас.

У Гленды уходит всего несколько мгновений на то, чтобы полностью одеться и собраться с мыслями. Талларико уже не уделяет нам никакого внимания, склоняясь над столом и перекладывая туда-сюда какие-то бумажки.

— Спасибо вам за гостеприимство, — не без сарказма говорит Гленда. — У вас просто прелестный дом.

— Такси тебе внизу вызовут, — бормочет Эдди и пренебрежительно машет рукой. Похоже, этот жест является фирменным знаком семьи Талларико. Гленда быстро меня обнимает и чмокает в щеку.

— Я позвоню тебе, как только найду место, — говорит она.