— Настой, —  говорит Джек. — Так мы, по крайней мере, это дело называем. — Он поворачивает бутылку с джином, и, несмотря на внезапно расплывшееся поле зрения, мне удается разглядеть, что бутылка, которую я поначалу принял за «бифитерс», на самом деле совсем другой марки, совершенно мне неизвестной. Спереди прилеплена бледно-зеленая этикетка — классический дизайн попеременных темных и белых полос на фоне узора, образующего что-то вроде длинного, изогнутого листа.

«НАСТОЙ» — написано сверху прямыми зелеными буквами, а ниже, мелким курсивом — «Классическая смесь».

— Это алкоголь, настоянный на травах, — с гордостью объясняет Джек. — От этого весь кайф — для нас, по крайней мере. Базиликовый джин, водка с кинзой, даже ром с корицей. Сделано специально для диносов, которые хотят культурно кайфануть в обществе млекопитающих. В барах, во всяких компанейских заведениях — в общем, в разных таких местах. А поскольку это к тому же и человеческая выпивка, так еще лучше. В этом вся роскошь — спиртное и травы. Такое всех  заводит.

— Проклятье, — слышу я бормотание Гленды, — вот мы и приплыли…

Я преодолеваю первоначальный приступ смятения, ощущаю знакомый нырок в бесчувствие, а потом приходит резкая и сильная жажда. Прошло три четверти года с тех пор, как я последний раз так себя чувствовал — и в один миг все эти девять месяцев оказались начисто стерты. Теперь мне поразительно, как я вообще способен был подавлять это желание. Чего ради я так долго держался?

— Мы сейчас улаживаем сделку по распространению и собираемся доставить это дело на север, — продолжает Джек, явно не замечая моих терзаний. — Дальше мы двинемся на запад. Понятно, сперва будет проведен соответствующий маркетинг, но… черт побери, это все равно классная штука.

— Еще, — говорю я, со стуком опуская пустой бокал на стол. Моя рука заметно дрожит, но еще один глоток эликсира мигом все излечит.

Но Джек, откатываясь назад, пристально на меня смотрит.

— Винсент… с тобой все хорошо?

— Да-да, конечно, — говорю я, и теперь я это чувствую — тепло расходится по моим венам, поле зрения светится по самым краям. — Я отлично себя чувствую, Джек. Просто мне твоя выпивка по вкусу — только и всего.

Гленда выступает вперед.

— Не думаю, что это такая уж классная мысль, приятель.

— Забавно, — отзываюсь я, слыша, как слова бесконтрольно текут у меня изо рта. — Не помню, чтобы я тебя спрашивал.

Джек откидывается на спинку инвалидной коляски, молча наблюдая за нашим с Глендой обменом репликами. Пытается взять ситуацию в свои руки, внимательно глядя мне в глаза, как будто там есть что-то противоречащее тому, что я ему говорю. Я стараюсь уклониться от его взгляда, глазеть в потолок, в пол или, самое лучшее, на бутылку.

— Происходит что-то, о чем мне следует знать?

— Ничего, — говорю я, впиваясь взглядом в Гленду.

Гленда пятится:

— Знаешь, что? Я тебе не сиделка. Валяй, удалбывайся. — Она пятится, а потом разворачивается и выходит из кухни, оставляя у шкафа только нас с Джеком, да еще эту славную бутылку жидкого счастья.

Я пытаюсь смеяться, показывая Джеку, что это всего лишь шутка.

— Не обращая на нее внимания. Она… она Гленда. Послушай, а почему бы нам еще поглоточку этого дела не попробовать? Еще по только по одному разу. Считай, что я тут у тебя маркетинг провожу.

Когда Джек поднимает бутылку, единственная капля, балансировавшая на краю с тех самых пор, как он налил первый бокал, падает на пол и там расплескивается.