Теперь уже на подходе тот отрезок, где я во всех мельчайших подробностях описываю то, как моя превосходящая хитрость свергла Голиафа Арлингтонской средней школы с его трона, как сила моих мозгов стала той пращой и тем камнем, что сломили некогда могущественное царство.

Так-так. Кажется, я малость увлекся.

Однако началось все на мажорной ноте, а, учитывая все последующее, пожалуй как раз начальная фаза и была самой значимой. Мы с Джеком показались у велосипедных стоек в 3:03, а толпа уже заполонила все окрестности. Гаррет стоял в самом центре, так сказать, круглого стола рыцарей, хмуро глядя себе под ноги, в жидкую грязь, точно бык, готовый размазать по стенке арены первого же тореадора, который встанет у него на пути. Я бы ничуть не удивился, если бы его взбесила именно красная рубашка, которую я тогда носил.

Наконец он увидел, как я протискиваюсь сквозь толпу — другие ученики похлопывали меня по спине, подталкивали вперед, насвистывали веселые мотивчики. Гаррет удостоил меня лишь презрительного смешка, смачно харкая в грязь и рыча:

— Щас я тебе…

И тут я со всей силы врезал ему по яйцам.

Будь Гаррет человеком, я бы тут же победил, нет проблем. Я видел достаточно драк у велосипедных стоек и знал, что удар в пах, даже довольно незначительный, тут же кладет конец драке. Если, понятное дело, не считать редких, но всегда с нетерпением ожидавшихся девчачьих потасовок, когда особы слабого пола визжат и царапаются до крови — или пока у кого-то не сломается с любовью наманикюренный ноготь.

Но Гаррет Миллер, как я уже сказал, был бронтозавром, да еще из семьи подлых старых бронтозавров, а потому его хвост, засунутый между ног, твердо удерживаемый на месте зажимами Г-серии — а также, разумеется, скрытый под его фальшивым человеческим костюмом, — принял на себя большую часть удара.

Однако не весь удар. Гаррет опустился на одно колено, по его широкой ряхе расплылось унылое выражение, и я понял, что причинил ему вполне достаточное расстройство. Дальше был мимолетный момент триумфа — даже сейчас я могу вспомнить, каким восторгом тогда переполнилось мое сердце, — когда я подумал, что победил, что моя мимолетная битва при Велосипедных Стойках закончилась, не успев толком начаться, что мы с Джеком можем крутить педали домой и праздновать нашу победу в ванной комнате с бутылкой кока-колы и пакетиком чипсов.

Толпа ревела от восторга. Джек — так тот просто вопил. Я гарцевал возле велосипедных стоек и сжимал кулаки, изо всех сил стараясь подражать лучшему стилю Мохаммеда Али — порхать как бабочка и жалить как пчела…

Тут Гаррет Миллер встал. Он поднялся как девятый вал, замахнулся, как стальной шар для сноса пакгаузов, и вырубил меня так, что любо-дорого. Дальше я получил лишь сбивчивый ряд картинок наподобие крутой отключки от базилика — как кулаки подлетают к моему липу, ноги пинают меня в живот, руки опять меня поднимают и ставят на ноги, после чего весь цикл повторяется снова и снова.

Когда все было кончено, когда удары, пинки и неизбежные плевки подошли к своему логичному финалу, там остались только грязь, боль и маленький Винсент. Какое-то время я просто лежал на земле, собираясь с мыслями и проводя общую инвентаризацию основных частей моего тела. Я почти не сомневался, что Гаррет сразу в нескольких местах порвал мою личину, и фальшивую шкуру следовало привести в порядок раньше всего прочего. Во рту была кровь, но мои вставные зубы так и остались на своем месте. Отсюда я заключил, что, скорее всего, прикусил себе язык или губу, а такое повреждение, как известно, твоей жизни нисколько не угрожает. Короче говоря, я выжил и твердо намерен был и дальше оставаться в живых.

— А знаешь, ты очень смело себя повел. — Голос, откуда-то сверху.