Не в моих правилах отвергать приглашение дамы на ужин, особенно когда она еще и подозреваемая. Но Сара Арчер… она интересна — даже интригующа — и на определенный манер привлекает меня, пусть и против воли, хотя меня просто корчит от остальных представителей ее рода. Однако с тех пор, как я в Нью-Йорке, о логике нужно забыть, и хотя ловить мне приходится в мутной воде, предпочитаю полагаться на интуицию.

Внизу Альфонс дает мне инструкции, как добраться до театра «Принц Эдуард», которые — вот сюрприз! — заключаются в том, что он заказывает такси. Я облачен в свой единственный здесь костюм, ладно скроенную пару в серую и черную полоску, пусть не с Родео-драйв,[6] однако, как мне кажется, отлично сидящую. Я протягиваю Альфонсу очередную пятерку, он захлопывает дверцу, такси срывается с места и несется к самому сердцу театрального района. У меня совершенно не оставалось времени заправиться базиликом, но несмотря на абсолютную трезвость, нехватка травы не ввергает меня в панику, как раньше. Уверен, что перехвачу где-нибудь… когда-нибудь.

— «Принц Эдуард»? — спрашивает водитель. Чистый нью-йоркский выговор, ни малейшего следа иностранного акцента.

Я объясняю:

— Встречаюсь там кое с кем.

— Смотреть то представление?

— То представление? Спектакль в «Принце Эдуарде», да.

— Чертовски запутанное представление, — взад-вперед качает головой водитель. — Так мне и говорили: чертовски запутанное представление.

Я прибываю к театру «Принц Эдуард» целым и невредимым, причем на десять минут опережая график, так что успеваю досконально изучить толпу. Удивляет количество динов — по моей оценке, не меньше половины публики, что значительно выше средних по стране 10–12 процентов. Странно: то ли статистика врет, то ли спектакль поставил один из наших.

Я жду на краю тротуара, будто робкий подросток, пришедший на первое свидание, с каждой минутой все больше тревожась, а Сара не появляется. Обманула? Все уже заходят внутрь, не сомневаюсь, что представление вот-вот начнется.

Я озираюсь по сторонам, выглядываю в темноте такси, лимузин, какой-нибудь признак Сары. Ничего.

— Мистер Рубио? — это не голос Сары, однако имя мое, значит, хоть что-то начинается. Я поворачиваюсь и вижу билетершу — бедняжка до того малокровна, что чуть ли не насквозь просвечивает. — Вы Винсент Рубио? — Я говорю ей, что так оно и есть. — Ваша приятельница позвонила и сказала, что немного задержится. Ваш билет был заказан заранее, так что… вот он.

Мне вручают билет и сопровождают прямо к месту — третий ряд, в середине, между группой азиатских бизнесменов и пожилой парой, которой, судя по виду, все это уже наскучило.

Театр декорирован под джунгли: на стенах — тропические деревья и пещеры из папье-маше, сцена задрапирована тигрово-полосатой и леопардово-пятнистой материей, воздух наполнен звериным рыком и слоновьим ревом. Все это сгодилось бы для ресторана со сценой в окрестностях Санта-Барбары, но здесь, на Бродвее, выглядит жалко. Занавес опущен, публика гудит, а со стропил гордо свисает подсвеченный щит в тридцать футов длиной и пятнадцать высотой.

Он гласит: «МЭНИМЭЛ[7] — МЮЗИКЛ!» И я понимаю, что вечер мне предстоит долгий-предолгий.

Признаю, что когда-то, в 1983 году, я был большим поклонником телевизионного сериала «Мэнимэл. Приключения профессора Чейза». Я был просто на седьмом небе от счастья, глядя, как доктор Джонатан Чейз борется с преступностью, как он приходит в ярость и в мгновение ока превращается в диких животных, но я, видать, один был такой, потому что не прошло и трех месяцев, как сериал закрыли, отправив на свалку низкобюджетного, высококонцептуального телевидения.