— Пора восвояси, Керим. Надзиратель вздохнул, покачал головой:

— Тяжелый работа у тебя, товарищ Меркулов. С плохой народ возишься. Хороший народ в турма держать не станут.

— Ты мыслишь слишком императивными категориями, Керим. Путь к истине лежит через сомнение.

Надзиратель обалдело уставился на Меркулова.

7

Исполнитель удивил заказчика, послушно следуя указанию: главная деталь — узнаваемость. Наброски были выполнены в манере соцреализма: Бил с небольшой сумкой через плечо и поднятой вверх рукой (на стоянке такси), Бил с Никой в танцевальных позах, поясной портрет Била. Отказавшись полечиться — раздавить «маленькую», Турецкий сел в свою «ладу» и, как всегда, прежде, чем нажать на педаль газа, произнес как заклинание: «Три тысячи шестьсот». Это означало, что ехать надо с большой осторожностью, поскольку за машину еще оставалось выплатить три тысячи шестьсот рублей. После чего аккуратно выехал из Жоркиного двора и направился к Курскому вокзалу.

Время прохождения товарного состава мимо станции Красный Строитель в то утро, когда погибла Татьяна Бардина, было хорошо известно: недаром железная дорога составляет графики движения поездов. По расписанию выходило, что тепловозом тогда управлял машинист Кашкин, передовик Московско-Курской железной дороги. Его неоднократно допрашивала милиция и следователь Бабаянц. И он говорил одно и то же: все делал,, как положено, никакую женщину возле платформы не видел, от инструкции не отступал, тринадцатой зарплаты меня читать, а тем более наказывать, не за что...

Турецкий решил сам поговорить с этим передовиком, для чего и попросил начальника отдела кадров пригласить свидетеля Кашкина в директорскую к двенадцати часам дня.

Кашкин подготовился к допросу — был одет в железнодорожную форму, на лацканах кителя красовались какие-то значки и медаль «За доблестный труд».

С места в карьер он начал:

— Опять канитель. Опять допросы, а я из-за вас выгодного рейса лишаюсь, два года прошло, опять за свое взялись. Я уже вашему армяшке тогда все объяснял, он что у вас глухой или недоношенный?

— Выбирайте выражения, товарищ Кашкин.

— Не кричите,— сказал Кашкин,— у нас перестройка.

Передовик производства, хотя и придурок полный, был прав: ничего нового члены рейсовой бригады рассказать не могли.

Турецкий еще раз просмотрел список — все были допрошены, подробно и обстоятельно, кроме электрика Тюльпанова — по причине нахождения его в момент следствия в наркологическом диспансере.

— Где я могу найти электрика Тюльпанова?

Невинный вопрос почему-то произвел на Кашкина сильное впечатление, и он снова стал распространяться о перестройке и демократии, при этом размахивая руками и кому-то угрожая. Однако из этой невнятицы можно было заключить, что электрик давно уже на инвалидной пенсии, и у него собственный «бизниссь», и поскольку он чуждый перестройке человек, то знать его он, Кашкин, не желает.

Однако Турецкий желал, поэтому истребовал в отделе кадров адрес Тюльпанова и двинул на Силикатную. Шансов на успех было мало, но надо заполнить пробелы в следствии, они всегда имеются, даже при очень тщательной работе.

Тюльпанова дома не было. Жена долго не открывала дверь, потом призналась: «думала, что милиция». Бояться милиции у Тюльпановых причины были — пол в кухне был уставлен бутылками с разноцветной жидкостью. Тюльпанова объясняла скороговоркой:

— Травками мы с хозяином пробавляемся, травками. Пенсию ему дали — щенок насикал, а у нас трое мальцов, все на архитекторов учатся, помочь надоть. Вот и помогаем огольцам. Вроде гомопадов мы, врачуем.

Турецкий оценил эту гомеопатию — самогонку гонят, не простую, с черничными и клубничными добавками.