|
По собственной воле, без принуждения. Корабль требовал случая взамен предопределенности; не безупречных повторов голозаписи, а импровизации вживую, когда господствует свобода воли. А первыми призом станет выживание человечества. Вспомнились слова из «Руководства для капеллан-психиатров»: «Господь Бог не играет в кости». Тот, кто сказал это, ошибался.
— Хорошо же, Корабль. Сыграем.
— Превосходно! И когда кости будут брошены, никакая внешняя сила не станет руководить их полетом.
Формулировка этого смутного обещания показалась Радже занимательной, но он ощутил, что спрашивать дальше бесполезно.
— И где мы будем… играть? — поинтересовался он вместо этого.
— На планете, называемой Пандора. Маленькая вольность с моей стороны.
— Предполагаю, ящик Пандоры уже открыт?
— О да. И все грозящие человечеству беды выпущены на свободу.
— Я принял твое предложение. Что теперь?
Вместо ответа щелкнули замки гибербака и расстегнулись мягкие ленты, прижимавшие тело к ложу. Вспыхнул свет, и Раджа понял, что все это время находился в одной из камер дегибернации в лазарете. Его даже разочаровала немного знакомая обстановка — столько лет прошло, а эта… он присел, обернулся… эта камера не изменилась ничуть. Впрочем, Корабль беспределен и беспредельно могуществен. Ему подвластно все, кроме самого Времени.
А еще он не может заставить человечество сойтись на том, как людям следует богоТворить.
«Что, если мы потерпим неудачу и в этот раз?»
Действительно ли Корабль сломает запись? Раджа сердцем чувствовал — так и будет. Корабль сотрет их всех. Не будет больше человечества… никогда. А Корабль отправится искать новые забавы.
Если мы потерпим неудачу, наш расцвет будет бесплоден и вечность не примет нашего семени. Эволюция человека закончится здесь и сейчас.
«Интересно, постарел я за время спячки? Столько времени…»
Выбравшись из бака, Раджа доковылял до врезанного в стену камеры зеркала в человеческий рост. Нагое тело нимало не изменилось с того дня, когда он видел его в последний раз. Карие глаза взирали на мир все с тем же неискренним любопытством, которое многие принимали за притворство. Этот отстраненный взгляд из-под кустистых черных бровей одновременно помогал и мешал капеллан-психиатру. Что-то в наследственной памяти человека твердило, будто он должен принадлежать высшему существу… но превосходство может быть тяжким бременем.
— О, ты ощутил великую истину, — прошептал Корабль ему на ухо.
Флэттери попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Зеркало твердило ему, что плоть не постарела. Время? Он начал понимать, почему Корабль сказал ему невзначай, что такая давность не имела бы для него смысла. Гибербак хранил вверенное ему тело, не подверженное распаду, сколько бы лет ни пролетело. Но что происходит в это время с разумом, с этой виртуальной машиной, работающей на базе мозга?
Почка в его душе созрела и лопнула.
— Я готов. Как мне попасть на Пандору?
— Есть способ, — ответил Корабль через вокодер над зеркалом. — Я обеспечу тебя транспортом.
— Итак, ты доставишь меня на планету. Я выйду и скажу: «Привет, я Раджа Флэттери, принес вам проблем на задницу».
— Легкомыслие тебе не идет, Радж.
— Чувствую, что ты недоволен.
— Ты уже сожалеешь о своем решении, Радж?
— Что еще ты можешь мне поведать о проблемах Пандоры?
— Более других требует решения проблема, возникшая при их встрече с иным разумом — электрокелпом.
— Он опасен?
— Так считают они. |