Главнокомандующий Рихтер всем видом своим изобразил недоверие и покосился на Потрясателя, гадая, поверил ли тот этим россказням или же понимает, что над ним насмехаются. Но Сэндоу, похоже, безоговорочно верил каждому слову Берларака.

— Помните, — сказал он Рихтеру, — наша единственная надежда на победу — это наш разум, который должен быть настежь распахнут для всего нового. В вас пробудился замшелый ретроград — помните, я вас об этом предупреждал заранее? — и он отказывается принимать на веру то, что вы слышите, хотя, уверен, умом вы прекрасно сознаете, что это вполне может быть правдой.

— А я вовсе и не просил давать мне оценку как личности. — В голосе Рихтера сквозило легкое Раздражение.

Он повернулся к Берлараку и заявил:

— Продолжайте. Расскажите все, что можете. Старый офицер явно хотел узнать все, что могло сообщить им необыкновенное мохнатое существо, однако все еще не мог смириться с мыслью, что некогда люди перепархивали от солнца к солнцу в мгновение ока.

Рассказ Берларака сначала казался сущим вымыслом, в котором таилось зерно истины, но вскоре оба слушателя совершенно уверились в правдивости рассказчика, преодолев первоначальное недоверие и скептицизм. А Берларак говорил об экспериментах по преодолению земного притяжения, которые стали приносить плоды как раз перед самым падением цивилизации. Он рассказывал об удивительных хирургических операциях по пересадке человеку искусственного сердца взамен живого, отслужившего свой срок, или искусственной пластиковой печени... Утверждал, будто в течение нескольких недель человеку с ампутированной конечностью удавалось отрастить новую посредством стимулирования механизма регенерации...

Стаканы наполнялись вновь и вновь. И вновь и вновь осушались.

А Берларак не умолкал.

В мире, существовавшем до эпохи Великого Небытия, как удалось обнаружить Берлараку и его сородичам, возможно, было практически все. Если женщина почему-либо не могла вынести тягот беременности или не желала давать себе труда произвести на свет младенца, к ее услугам всегда была суррогатная матка, где мог вызреть желанный плод. Те же, кого заворожила красота обитателей иных миров, обнаруженных человечеством в бескрайних просторах Вселенной, могли прибегнуть к уникальным хирургическим операциям и всяческим ухищрениям генной инженерии, при помощи которых они изменялись до неузнаваемости, становясь внешне похожими на полюбившихся инопланетян. Существовал способ воздействовать на генные структуры и таким образом, чтобы потомки их совершенно не походили на людей, сохранив лишь разум землян. Сородичи Берларака пришли к выводу, что, скорее всего, их предки и были подобными энтузиастами, они чудом пережили катастрофу и произвели на свет потомство, которое и заселило брошенный город.

— Однако почему же человечеству, обладавшему столь невероятной мощью, способностью творить истинные чудеса, не удалось предотвратить гибель цивилизации? — спросил Потрясатель Сэндоу. — Что именно произошло? И почему небожители и небожительницы, населявшие некогда этот мир, не сумели обратить великие достижения на службу себе и своему благосостоянию?

Он безоговорочно поверил во все, о чем только что рассказал Берларак, в душе его не было и тени скептицизма, а в голосе явственно слышалась боль — боль за великую цивилизацию, которая, достигнув поистине заоблачных высот, сгинула без следа.

Тогда Берларак поведал им о войне, разгоревшейся между человечеством и инопланетной расой, именуемой скопта-мима, из звездной системы под названием “Лагерь Крамера”, которая на языке скопта-мимов именовалась совершенно неудобопроизносимо. Война распространялась постепенно, захватывая одну планету за другой, пока наконец не достигла Земли.