– Я думаю о том, чем в аналогичной ситуации ответил монсеньор Бьеренс.

Возглавляющий процесс моей канонизации разводит руками и роняет их на свою сутану в знак бессилия или же смиренного одобрения. На конклаве 1978 года, из участия в котором, по завещанию Павла VI, были исключены все старше восьмидесяти лет кардиналы-участники, после сожжения, согласно установленному обычаю, избирательных бюллетеней в камине, чуть было не умерли от удушья в клубах черного дыма, заполнивших Сикстинскую капеллу. Кардинал Бьеренс, префект Апостольского дворца, восьмидесяти двух с половиной лет, «забыл» приказать прочистить дымоход.

– Кому только сказать, что мы, ко всему прочему, сами устроим Его Святейшеству его последний бенефис, причислив Хуана Диего к лику святых… – вздыхает Луиджи Солендейт.

– Канонизации не будет.

Префект, снисходительно усмехаясь, высокомерно возражает:

– Правда? А ведь посланный вами эксперт заявила о самоотводе в связи со своей неспособностью опровергнуть чудо.

– Откуда вам это известно? – подскакивает Фабиани. – Вы что, перехватываете мои факсы?

Солендейт с непринужденным видом смыкает кончики пальцев.

– Скажем, до меня дошла его копия.

Судорожно вцепившись в край стола, адвокат дьявола взвивается как ужаленный и в порыве ярости чуть не вываливается из кресла:

– Вы что, прослушиваете мою персональную телефонную линию?

– Не стоит бросаться такими громкими словами, ваше преосвященство. Ваша линия, может быть, и персональная, но при всем том подключенная к общему коммутатору Ватикана. Таким образом, ее защищают от прослушиваний и утечки информации специальные службы, в обязанности которых входит докладывать о содержании всех разговоров начальству.

– И кто же это начальство? Уж не вы ли, Солендейт?! Ни при каком раскладе я не являюсь вашим подчиненным!

– Являетесь, Фабиани. Как Защитник веры в возглавляемом мной процессе.

– Вы все же не назначили меня адвокатом дьявола только ради того, чтобы прослушивать мои телефонные разговоры!

– Не стоит недооценивать меня, монсеньор: я вижу в этом и другую выгоду. Когда в семьдесят восьмом вы арестовали мои счета в банке «Амброзиано», я как не обвинял вас в превышении власти, так и не преуменьшал исходящую от вас опасность.

– Я исполнял свой долг и действовал исключительно на благо Церкви, даже если, к несчастью, проверка ваших банковских счетов не дала мне достаточных оснований объявить вас сообщником Марчинкуса!

– И вы полагаете, ваши невыразительные телефонные разговоры просветили меня больше?

Они на мгновение умолкают, смеривают друг друга взглядами и наконец на их лицах появляется некое подобие улыбки. Бедная Церковь, оказавшаяся в руках таких подозрительных стариков, отстаивающих лишь собственные интересы и норовящих поймать друг друга, словно мух под стеклянный колпак. Снижение пенсионного возраста сменит лишь лица, не нравы. Верховные ацтекские жрецы времен моей юности, может быть, и не знали такого слова как сострадание, но они по крайней мере убивали, чтобы питать солнце, по велению своих богов, с полным самоотречением и без всякого скрытого умысла.

– Собираетесь ли вы назначать нового эксперта? – продолжает Солендейт, с лица которого не сходит слащавая улыбка.

– Нет.

– Ну так?

– Ну так сами увидите, – резко бросает Фабиани, указывая на телефон-факс. – Но можете уже сейчас забронировать келью в вашей пенсионной обители: мои заключения и мокрого места не оставят от Хуана Диего.

– Вы столь самоуверенны…

– Даруйте мне хоть эту милость.

Верзила кардинал направляется к двери лифта, оборачивается, тыча обвинительным перстом:

– Вы не имеете права скрывать от меня вещественное доказательство, Фабиани! Каждое новое сведение должно быть внесено в протокол в…

– Это далеко не новое сведение.