– Что вам угодно, princesse?[12 - Княгиня (франц.).]

– Вот именно… вот и об этом… Если можно… я могу буду вам это отдать?

Она держала вынутый из кармана капота конверт.

– Что это такое?

– Мой testament…[13 - Завещание (франц.).] я всех на волю.

– Ах, это надо послать в опекунский совет!

– Да, вот уж это именно вы… Я боюсь сделать именно так, как не надо.

Тетя взяла конверт.

– И еще… мне скажите, – проговорила и запнулась Д*: – что я могу буду или нет к вам написать?

– Пожалуйста!

– И вы мне будет писать ответ!

– Непременно!

– Тогда… еще одно… Я могу буду вас попросить…

– Все, что угодно.

– Не пишите мне princesse, а… напишите мне…

– Просто ваше имя?

– Нет!.. напишите мне просто: ты!

Тете, вероятно, показалось, что она ослышалась, и она недоумело и тихо спросила:

– Что?

А та ей робко и краснея прошептала:

– «Ты»! я хочу: «ты»!

Тогда тетя вдруг вся вспыхнула, нагнулась к ней, поцеловала ее и сказала ей твердо и громко:

– Хорошо: я тебе напишу «ты» и буду о тебе думать с любовью, которой «ты» стоишь.

Тут и произошло для финала нечто смутившее тетю, потому что бывшая ее соперница и «бывшая» Д* вдруг сжала в своих руках и поцеловала ее руку!..

Но тетя Полли, я говорю, была находчива: она успела взять обе ее руки, и обе их поцеловала и сказала:

– Будь счастлива – и прощай, а то я, пожалуй, при всех разревусь здесь, как дура!

……………………………

Подозревали тогда, что в мозгу Д* в это время была уже такая путаница, что она не узнавала в тете Полли лицо, некогда ее сильно уязвившее; но это была неправда. Компаньонка этой дамы рассказывала, что, сделав знакомство с тетею, Д* постоянно ею бредила, и искала случая говорить о ней, и всякий разговор заключала словами:

– Что же… ее ведь не любить нельзя… Я его понимаю… Нельзя!..

А когда Д* вскоре после этого умерла, то в мелких вещах, завещанных ею разным лицам, нашли конвертик, ею самою надписанный на имя тети Полли. Он был тщательно-претщательно обвязан шелковым шнурочком и припечатан два раза, и в нем оказался миниатюрный портрет «робковатого» стрелка львов, за которого они когда-то взаимно ненавидели друг друга, и потом, вероятно, обе почувствовали, что ненавидеть друг друга ни за что на свете – не стоит!

Чувствительные люди, которым сделалось известно об этом подарке, были этим очень тронуты и поняли дело так, что миниатюра педарена тете Полли, без сомнения, с тем, чтобы она перешла княжне Вале, которая приходилась слишком сродни тому, чьи черты передавала миниатюра; но тетя как-то всю эту тонкость проманкировала, и о миниатюре не осталось ни памяти, ни следа.

Эта Титания, очевидно, уже не придавала никакого значения миниатюрам прошлых увлечений, которые померкли в лучах озарившего ее великого Солнца Любви, светящего в вечность…

XXVI

Голодный год прошел: злаки взошли, и люди и животные стали сыты.