|
Над их шутками смеяться было очень трудно, но для них, кажется, это не составляло труда. Ну и хари, ну и хари! Херб на это ничего не говорил. Он лишь продолжал смотреть такие передачи, будто ему интересно. Имен этих людей я не знал, но все они в каком-то смысле были звездами. Объявлялось имя, и все приходили в восторг – кроме меня. Я ничего не мог понять. Мне даже становилось худо. Я жалел, что выехал из той палаты. А тем временем изо всех сил старался двинуть кишечником. Ничего не происходило. Сгусток крови. Стоял субботний вечер. Пришел священник.
– Вы не хотели бы завтра приобщиться святых тайн? – спросил он. – Нет, спасибо, Отец, я – не очень хороший католик. Я в церкви не был уже 20 лет. – А вас крестили католиком? – Да. – Тогда вы до сих пор католик. Вы просто католик-бродяга. Прямо как в кино – он вокруг да около не ходит, режет правду-матку, как Кэгни, или это Пэт О’Брайен белый воротничок носил? Все мои фильмы были устаревшими: последний раз я был в кино на Пропавшем Выходном. Поп дал мне брошюрку. – Прочтите ее, – сказал он. МОЛИТВЕННИК, гласила брошюрка. Составлен для пользования в больницах и лечебницах. Я стал читать. О Вечная и вовеки благословенная Троица, Отец, Сын и Дух Святой, со всеми ангелами и святыми, поклоняюсь вам. Царица и Мать моя, вверяю себя тебе всецело; и чтоб доказать тебе мою преданность, посвящаю тебе сего дня очи мои, уши мои, уста мои, сердце мое, все существо мое без раздумий. Сердце Христа трепещущее, смилуйся над умирающими. Господи, распростертый ниц, поклоняюсь тебе… Приидите, благословенные Духи, и восславьте со мною Господа Милостивого, кто так щедр к такой недостойной твари. Грехи мои, Иисусе, прогневили тебя… грехи мои покарали тебя, и увенчали голову твою терном, и гвоздями прибили тебя к кресту. Признаюсь: достоин я лишь наказания. Я встал и попробовал посрать. Прошло уже три дня. Ничего. Опять лишь сгусток крови, да швы в проходе трещат. У Херба было включено какое-то комедийное шоу. – Сегодня вечером в программе будет участвовать Бэтмен. Хочу на Бэтмена поглядеть! – Вот как? – И я снова взобрался на кровать. Особенно я сожалею о грехах своих – о нетерпении и гневливости, о грехах уныния и гордыни. Появился Бэтмен. Все участники программы, кажется, ужасно обрадовались. – Это Бэтмен! – сказал Херб. – Хорошо, – ответил я. – Бэтмен. Сладкое Сердце Марии, будь мне спасителем. – Он умеет петь! Смотри, он петь может! Бэтмен снял свой костюм летучей мыши и переоделся в цивильное. Очень обыкновенный молодой человек с каким-то пустым лицом. Он запел. Песня все не кончалась и не кончалась, а Бэтмен, казалось, очень гордился своим пением почему-то. – Он может петь! – сказал Херб. Господь мой милостивый, что я и кто ты, чтоб посмел я приблизиться к тебе? Я лишь бедная, жалкая, грешная тварь, абсолютно недостойная предстать перед тобой. Я повернулся спиной к телевизору и попытался уснуть. Херб включал его очень громко. У меня было немного ваты, и я засунул ее в уши, но помогло это мало. Я никогда не просрусь, думал я, никогда больше не смогу срать, тем более, если будет работать эта дрянь. От нее у меня кишки сжимались, сжимались… В это раз я точно чокнусь! Господи, Боже мой, с этого дня я принимаю твою руку с радостью и покорностью, какую бы смерть ты не пожелал бы ниспослать мне, со всеми ее скорбями, болями и страданием. (Пленарное отпущение грехов один раз в день при обычных условиях.) Наконец, в полвторого ночи я не вытерпел. Я слушал его с семи утра. Говно мое застопорилось Навечно. Я почувствовал, что за эти восемнадцать с половиной часов я заплатил за Распятие. |
