— Нет, я сама это сделаю, а вы отвечайте на письма, если хотите. Нужно отказаться от всех визитов, кроме двух-трех. Читайте имена, а я скажу вам, кому что писать.

— Слушаю и повинуюсь. Ну, кто скажет, что я лентяй? — и Чарли весело уселся за письменный стол, искренне считая часы, проводимые им в этой комнатке, самыми лучшими и счастливыми в жизни.

— «Порядок во всем — непреложный закон», я полностью согласен с этим мнением. Только я не вижу здесь почтовой бумаги, — прибавил он, открывая бюро и с любопытством оглядывая его содержимое.

— В ящике справа лиловая бумага с вензелями для записок, а гладкая — для деловых писем, — ответила Роза, раздумывая, кому лучше подарить платок с кружевами — Ариадне или Эмме.

— Наивное создание! А что если я отворю не тот ящик и открою ваши сокровенные тайны? — продолжал новый секретарь, роясь в изящных бумажках с мужскою неаккуратностью.

— У меня их нет, — скромно пожала плечами Роза.

— Как? Неужели ни одной заветной записочки, ни одного дорогого портретика, засохшего цветочка и еще чего-нибудь? Не могу этому поверить, кузина, — Принц недоверчиво покачал головой.

— Если б у меня были подобные вещи, конечно, я бы их вам не показала, бессовестный вы человек! Тут есть несколько маленьких сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.

— Как бы я желал их видеть! Но никогда не осмелюсь просить об этом, — заметил Чарли, с жадностью глядя на полуоткрытый ящичек.

— Можете посмотреть, если хотите, но, право, вы разочаруетесь. Там налево, в нижнем ящике, в котором ключ.

— «Ангел доброты! Чем я отплачу тебе за это? О сладкий миг, с каким трепетом я приступаю к этому заветному вместилищу!» — процитировал он «Тайны Удольфа», повернул ключ и открыл ящик с трагическим жестом. — Вот тут в коробочке семь локонов всех цветов: есть светлые, как у вас, темно-каштановые, золотистые, черные, как вороново крыло, и ядовито-рыжие. Все они кажутся мне очень знакомыми. Мне кажется, я знаю, с чьих они голов.

— Если помните, все вы дали мне по локону перед моим отъездом, и я возила их вокруг света в этой самой коробочке.

— Я бы желал, чтобы и головы ездили вместе с ними. Вот тут янтарный флакончик с золотым колечком и душистым ароматом, — продолжал Чарли, с удовольствием принюхиваясь к склянке.

— Дядя подарил мне этот флакон уже давно, и я очень люблю его.

— А вот что-то подозрительное: мужское кольцо с лотосом, вырезанным на камне, и при нем записочка. Кровь бросилась мне в голову! Кто, когда и где?

— Один джентльмен, в день моего рождения, в Калькутте.

— Я могу вздохнуть свободно! Это, вероятно, мой отец?

— Не говорите глупостей. Конечно, он. Ваш отец сделал все, чтобы мое пребывание у него было приятным. И вам следовало бы, как послушному сыну, поехать к нему вместо того, чтобы лентяйничать здесь.

— Дядя Мэк все уши мне прожужжал об этом. Но к чему пустые наставления, я сам выберу путь, по которому идти, — проворчал Чарли с досадой.

— Но если вы выберете неправильный путь, вам будет трудно вернуться назад, — заметила Роза серьезно.

— Все будет хорошо, если вы будете приглядывать за мной, как обещали, судя по благодарностям, полученным вами в этом письме. Бедный старый родитель! Я бы желал его видеть. Прошло четыре года с тех пор, как он был здесь в последний раз, — наверное, он сильно постарел с тех пор.

Чарли был единственным из мальчиков, который всегда называл своего отца «родителем».