Между тем епископ Пуатье, одержавший победу над архиепископом Бордосским, который был бессилен перед приказом кардинала-герцога, отозвал назначенных им отца Эске и отца Го и заменил их своим богословом, находившимся в свое время в числе судей, вынесших Грандье первый приговор, и монахом-францисканцем отцом Лактансом. Оба монаха даже не дали себе труда скрыть, на чьей они стороне, и сразу же разместились в доме Никола Муссана, одного из самых заклятых врагов Грандье, а на следующий день отправились к настоятельнице и приступили к изгнанию дьявола. С первых же ее слов отец Лактанс заметил, что она очень плохо знает по-латыни, отчего допрашивать ее весьма небезопасно. Поэтому он велел отвечать ей по-французски, хотя сам продолжал пользоваться латынью. Когда же кто-то из присутствующих имел смелость возразить, что, дескать, дьявол, как сказано в требнике, знает все живые и мертвые языки и должен отвечать на том же наречии, на каком ему задают вопросы, монах заявил, что таково условие договора с нечистым, и добавил, что иногда попадаются дьяволы, которые невежественнее последнего крестьянина.

Вслед за обоими францисканцами и двумя кармелитами — Пьером де Сен-Тома и Пьером де Сен-Матюреном, которые с самого начала принимали участие в изгнании бесов, к этой операции присоединились якобы присланные «серым кардиналом» отцом Жозефом четверо капуцинов, отцы Люк, Транкиль, Поте и Элисе, так что дело пошло как никогда быстро; сеансы экзорцизма проводились сразу в четырех разных местах: монастыре урсулинок и церквях Святого Креста, Сен-Пьер-дю-Марте и Нотр-Дам-дю-Шато. 15 и 16 апреля ничего особенного не произошло; во всяком случае, в заключении врачей за эти дни нет никаких подробностей и лишь написано без каких бы то ни было пояснений, что виденное ими было сверхъестественно и выходит за границы их знаний и правил медицины.

23 апреля сеанс выдался более любопытным: когда отец Лактанс спросил у настоятельницы, в каком обличье вошел в нее дьявол, она ответила, что в виде кота, собаки, оленя и козла.

— Quoties? — осведомился монах.

— Я не обратила внимания, какой это был день, — отозвалась настоятельница.

Бедная женщина перепутала слова quoties u juando.

Видимо для того, чтобы искупить эту ошибку, настоятельница в тот же день объявила, что у Грандье на теле есть пять отметин, сделанных дьяволом, и что только в этих местах кюре уязвим. В связи с этим хирургу Манури было поручено проверить сие утверждение; осмотр назначили на 26 апреля.

Во исполнение полученного наказа Манури утром 26 апреля прибыл к Грандье, заставил его раздеться и выбрить все волосы на теле, после чего завязал ему глаза и велел лечь на стол. Но дьявол снова промахнулся: отметин, то бишь родимых пятен, у Грандье оказалось лишь две — на лопатке и на бедре.

И тут началась невероятная по мерзости сцена: Манури, держа в руке зонд, игла которого выдвигалась с помощью пружины, прикасался к телу Грандье, которое по утверждению монахини везде, кроме родимых пятен, было нечувствительно к боли, причем делал вид, что игла выдвинута, хотя на самом деле пружина удерживала ее внутри. Дойдя же до одного из пятен, хирург нажал на пружину, и игла глубоко вонзилась в тело испытуемого, который от боли и неожиданности вскрикнул так громко, что его услышали даже те, кто, не сумев проникнуть в дом, стояли на улице. От пятна на спине Манури перешел к проверке отметины на бедре и воткнул в нее иглу на всю длину, однако к его изумлению Грандье на сей раз не издал ни крика, не стона, ни даже вздоха, а напротив, начал читать молитву, и хотя Манури еще дважды воткнул иглу в бедро и лопатку, его пациент лишь продолжал молиться за своего палача.

При этой сцене присутствовал и г-н де Лобардемон.

На следующий день к дьяволу, сидевшему в настоятельнице, приступились с таким рвением, что он вынужден был признать: на теле у Грандье не пять отметин, а всего две, и к великому удивлению толпы нечистый точно указал, где они расположены.