– У меня нет под рукой герольда, так как я путешествую инкогнито. Однако я – тот самый Юрген, который недавно сделался императором Нумырийским, королем Евбонийским, принцем Кокаинским, герцогом Логрейским и о котором вы, без сомнения, слышали.

– Разумеется! – ответила она, поправляя прическу. – И кто бы мог подумать – встретить ваше высочество в таком месте!

– Императору говорят «величество», моя милая. Это, конечно, лишь деталь, но при моем положении приходится быть слегка требовательным.

– Вполне понимаю, ваше величество. На самом деле я могла бы различить ваш титул по вашему прелестному одеянию. Я могу лишь умолять вас посмотреть сквозь пальцы на непреднамеренное нарушение этикета. И смею добавить, что доброе сердце открывает великолепие своей снисходительности посредством интереса, который ваше величество только что проявили к истории моей беды.

«Честное слово, – подумал Юрген, – в этом потоке слов я, кажется, узнаю воображение моего отца в гневе».

Затем Флоримель рассказала Юргену о своем ужасном пробуждении в могиле и о том, что случилось там с ее руками и ногами, покуда она против своей воли питалась отвратительнейшим способом, погубив сперва свою родню, а затем и соседей. Сделав это, она воскресла.

– Но та кошка все еще была жива, и это меня беспокоило. Тогда я положила конец этой истории. Я забралась на церковную колокольню – не одна, но о том, кто был со мной, я предпочитаю не говорить. И в полночь я ударила в колокол так, что все, слышавшие его, заболели и умерли. А я заплакала, поскольку знала, что, когда будет погублено все, что было близко мне в первой жизни во плоти, я буду вынуждена отправиться в новые края на поиски пищи, которая лишь одна может прокормить меня, а я всегда была искренне привязана к дому. Так что, ваше величество, я навсегда бросила шитье и стала прелестной опасностью, проносящимся над землей опустошением, злом, поражающим по ночам, несмотря на мое отвращение к работе в ночное время. И я крайне не люблю то, что делаю, ибо печальная судьба – стать вампиркой, но при этом сочувствовать своим жертвам и, в частности, их бедным матерям.

Юрген утешил Флоримель и обнял ее.

– Ну, полно! – сказал он. – Я еще увижу, как приятно проходит твой отпуск. А я намерен обращаться с тобой справедливо.

Затем он кинул взгляд в сторону на свою тень и прошептал предложение, вынудившее Флоримель вздохнуть.

– По условию моей судьбы, – сказала она, – ни в какое время в течение девяти жизней кошки я не могу отказаться от этого. Все же утешительно, что вы – император Нумырийский и имеете доброе сердце.

– О, и многое другое, моя милая! И я вновь уверяю тебя, что намерен обращаться с тобой справедливо. Флоримель провела Юргена сквозь неизменный сумрак Геенны, похожий на полумрак серого зимнего дня, к тихой расселине у Моря Крови, которую она очень мило обставила, подражая уюту своего девичьего дома. Она зажгла свечу и пригласила Юргена к себе в расселину. А когда Юрген уже собрался войти, он увидел, что тень идет за ним в дом вампирки.

– Давай потушим свечу! – сказал Юрген. – Я сегодня видел столько пламени, что у меня устали глаза.

Флоримель затушила свечу с доброжелательностью, порадовавшей Юргена. Теперь они находились в кромешной тьме, а в темноте никто не видит, что происходит. Но Флоримель теперь доверяла Юргену, а его нумырийские притязания были признаны в ее самой первой реплике.

– Вначале я подозрительно отнеслась к вашему величеству, – сказала Флоримель, – поскольку всегда слышала, что у любого императора великолепный скипетр, а вы тогда ничего такого не показали.