И всё оттого, что правду мою поменял на кривду. Землю мою здесь предал, смолчав о том, что земля здесь окрест моя, не твоя, боярин…
Кучка с минуту угрюмо думал. Потом, взглянув на кипящего злобой князя, тише, теплей сказал:
- Коль так ты того желаешь, готов я взять своё порубежье от той вон рощи…
Он указал на дорогу, где глухо лежало поле, а дальше опять поднимался лес.
Юрий стремительно встал. Лицо его просветлело. В глазах мелькнуло веселье.
- Вот это добро!
Он взглядом велел подойти Страшко:
- Помыслил я тут, на тебя взглянув, и чую: верен мне, да и крепок, подобно дубу. И так решил я для ближнего блага: сядешь в посёлке моём тиуном заместо Федота. Будешь блюсти тут покой да мир, как старший над младшими.
- Я?
- Да, ты. Пришёл с погоревшего Городца - так садись на землю вот здесь, в Москве. А вместе с тобой и все… Глядишь, и Никишка сюда придёт!
Страшко подумал, согласно кивнул головой:
- Коли велишь, попробую, княже! Юрий присел на скамью, довольный.
- Сия доброликая дева и есть твоя дочь Любава?
- Она…
- А отрок и есть Ермилка?
- Ага. Ивашка же, младший, в огне сгорел…
- А этот вон парень?
- В пути прибился, кличут Мирошкой.
- А старый да рыжий?
- Чужие… Один - свечной мастерец, другой - горшечник Михайла. К тебе за миром пришли. Прими их, мой князь пресветлый!
- Добро. По воле моей, ты сам прими тут бежан, особо умельцев. И этих прими и, буде, прочих иных, какие придут. И сразу вели трудиться… Эй, друг Симеон, поди…
От избы подступил худощавый, чернявенький человек, одетый легко, как инок.
- Слугу моего Страшко я здесь тиуном оставляю, - сказал ему Юрий мягко. - С ним вместе прими бежан. Вели разместить их в избы. Согреть, накормить: здесь они град с тобой строить будут…
Он весело объяснил Страшко:
- То муж Симеон, мой преславный зодчий. Мудр он и сердцем ясен. Служи ему, словно мне…
И опять повернулся к Кучке:
- Ну что же, пойдём, боярин. Теперь от тебя на шаг не отстану: дотоле буду с тобой сидеть, доколе дело с землёй не кончу!
- Сердце моё открыто, слух мой отворён, княже! - без радости поклонился Кучка.
- Добро…
Князь резво вскочил в седло и весело оглянулся.
- Далече отселе видно! - сказал он с улыбкой. - Весьма предивное место: и холм сей, и даль реки, и низкое то Заречье. Давно я на них гляжу. Давно это место разум мой занимает…
Всякий на свете женится,
Да не всякому женитьба удавается.
Боярин хотел было тоже сказать: «Предивное место! Оно и меня не первый год занимает…» - но к сердцу опять подступила злоба.
Вместо льстивого слова он хмуро взглянул на княгиню, на сыновей Долгорукого - смуглолицего Ростислава и остроносого - в мать - молодого Иванку. Взглянул - и тоскливо замер: Андрея здесь не было. Видно, пока говорил боярин с князем про землю, пока «оправливал» князь Федота, строптивый княжич Андрей ушёл…
«Куда он ушёл? - ревниво подумал Кучка. - Не в вотчину ли, по вдовству своему, помчался смущать мою Анастасью?»
Боярин заторопился. Забыв про людей вокруг, не замечая пушистого снега, начавшего медленно падать с неба, не видя ям на пути и Якуна, сопящего рядом, он грузно пошёл на взгорье.
Князь весело крикнул вслед:
- Уж больно ты быстр, боярин! Подобно оленю бежишь по лесу! Младая жена влечёт?..
Боярин очнулся, в лицо горячей волной хлынул стыд. Багровый и жалкий, он сильно протёр ладонью глаза и тут вдруг заметил: снег! Летит он волной пушистой, ложится легко на землю, - молчит земля. |