Она о книжнике думала едва ли не каждый день. И сердце её наполнялось то жаркой надеждой, то тяжким горем: уехал с посольством - и словно умер! Как будто и нет его больше в мире: осталась одна лишь память, лишь образ его в душе…

Анастасия ещё печальней думала об Андрее. Но встреч она не хотела: к чему встречаться, когда у ней муж - боярин? Да и Андрей, как муж говорил ей часто, не нынче так завтра женится на другой: мать нужна его малым детям…

Боярыня с Пересветой по склонностям, по возрасту, по заветным сердечным тайнам были скорее подругами, чем старшей и младшей в семье: мачехе шёл всего восемнадцатый, падчерице - семнадцатый год. Одна от другой они ничего не скрывали. Не было дня, чтобы они, скучая в усадьбе, не говорили друг другу - одна о горе, другая о счастье. И если боярыня Анастасия была тиха и печальна, то боярышня Пересвета - вся в юной радости, в ожидании близкого счастья.

- Счастливая ты! - говорила мачеха тихо. - А мне вот легче в могилу…

- Не надо, матушка, не печалься! - ласкаясь, в слезах, просила мачеху Пересвета.

- Придёт весна, возьму я и кинусь в омут…

- Ой, что ты, моя былинка!

- Иль зелье приму… Пересвета сердито хмурила брови:

- Твой муж, он отец мне, а тоже его виню: зачем тебя взамуж младую взял? Он-то, батюшка мой, уже стар, а ты, моя матушка, мне ровесница…

- Мне он чужой, постылый! - с тоской признавалась Анастасия.

- Зачем же шла за него? Чай, ведали все, что люб тебе юный княжич…

- Княжич Андрей был люб, да я ему не люба…

- Ну, полно… тому не верю!

- Зачем же он сватов с посольством услал к заморской царевне? Не кто иной, как Данила твой, сватом его поехал в Царьград! Ох, княжич, - молила она в слезах, - за что меня так казнишь?

С чисто девичьей непоследовательностью Пересвета лукаво взглядывала на мачеху и не то о Даниле, не то о княжиче говорила:

- А я его помню: статный… ланиты розовы… очи влекущи, - забыть нельзя!

- Не растравляй! - просила Анастасия. - Ведь ныне я мужня жена, а княжич - сон тайный!..

И вот этот сон опять из мрака вернулся: стоит он, напротив, в обличье Данилы, «свата»…

Не в силах справиться с горем, боярыня вдруг спросила:

- Ну как, привёз ли невесту? Книжник не понял и промолчал. Она, задохнувшись, переспросила:

- Ответь: привёз ли ему невесту? Молчишь? Аль стыд разъедает очи?

- Кому я привёз? И чего мне надо стыдиться? - опять не понял Данила.

- Сосватал ли в греках невесту для княжича? Отвечай!

Она опять задохнулась, не зная, что делать дальше, и досказала:

- Вон из-за этого вышла я ныне за старого воеводу… Данила Никитич с недоумением произнёс:

- Нельзя уже было искать Константину невесту: хворь его поедала.

- Не Константину… Андрею! - не в силах сдержать обиду, вскричала Анастасия.

Данила Никитич понял.

- Таким я сватом не ездил. Меня ты коришь напрасно.

Анастасия в страхе закрыла глаза:

- Ты лжёшь…

- Душою клянусь, не лгу! Князь посылал меня с княжичем Константином в Царьград за зодчим и с письменами к царю о дружбе… о Киеве также, о многом ином. Но ради Андрея князь Юрий туда никого не слал. Княжич вдов, однако, невест не ищет…

Анастасия вдруг поняла, что Данила не лжёт. Она откачнулась от печи, беспомощно огляделась: хотела сказать: «Постой!» - но голоса не было, и боярыня только глотнула воздух да горестно поглядела туда, где за дверью стояла мамка.

- Ты честно сказал, что не ездил сватом для Юрьева сына Андрея? - с трудом ещё раз спросила она Данилу.