Он же сообщил, что второй летчик, его товарищ, погиб в воздушных схватках с фашистами.

„Мне верилось, – так писал Ларцев, – верилось, что из мальчика по имени Юра вырастет летчик, но о космосе мы, пилоты тех лет, в сороковые годы только мечтать могли“.

А я вот сейчас думаю, что среди тех людей, кто помогал Юрию ступеньку за ступенькой одолевать крутую дорогу в космос, кто помогал родиться и окрепнуть его мечте, – одно из первых мест по праву принадлежит двум летчикам-героям, двум товарищам, посадившим свои самолеты у нашего села тогда, в сорок первом году».

Фамилия была произнесена и растиражирована во множестве публикаций. Разумеется, жители Нижнего Новгорода (с 1932 по 1990 годы называвшегося Горьким в честь патриарха советской литературы) должны были раньше или позже заинтересоваться, кто же такой Ларцев, где он служил, в каких боях участвовал. Журналистка местного отделения газеты «Аргументы и факты» Наталья Халезова провела соответствующее расследование, результаты которого опубликованы в ее статье «Кумир Гагарина – горьковчанин?» (2011). Прежде всего не увенчались успехом поиски письма Ларцева: никто из музейных работников, занимающихся увековечиванием памяти первого космонавта, никогда его не видел и не смог сказать, где оно может храниться. Вдова космонавта тоже не сумела помочь журналистке. Тогда Халезова обратилась в Российский государственный военный архив с запросом на поиск летчика Ларцева, прошедшего Испанию и сражавшегося на подступах к Москве, но и там никаких сведений о нем найти не удалось. Скорее всего, Валентин Алексеевич что-то напутал: либо летчика звали по-другому, либо он не воевал в Испании. Информация о самом факте вынужденной посадки, впрочем, заслуживает доверия: ее подтверждали многие жители Клушина.

Но вернемся в 1941 год. Фронт неумолимо приближался, поток беженцев рос, среди них всё чаще попадались отступающие красноармейцы. Встал вопрос об эвакуации. Павел Иванович, дядя будущего космонавта, по распоряжению председателя погнал на восток колхозное стадо коров. Анна Тимофеевна в компании подруг погнала туда же свиней, однако была вынуждена вернуться: немецкие части совершили прорыв, и Клушино оказалось во вражеском тылу. Свиней раздали по дворам, а сами стали готовиться к неизбежному появлению оккупантов.

Немцы вошли в Клушино 12 октября. Сначала, как водится, устроили «зачистку» в поисках красноармейцев и коммунистов. Поблизости, в лесу, вспыхнул короткий ожесточенный бой, закончившийся гибелью небольшого отряда советских солдат, которые не успели отойти с другими частями. Местным жителям пришлось хоронить погибших. Клушинцы не могли в то время знать, что Москва находится на грани сдачи: 15 октября Государственный комитет обороны СССР принял решение об эвакуации столицы, а на следующий день город охватила паника; еще через четыре дня Москва и прилегающие районы были переведены на осадное положение.

Оккупационные власти расквартировали своих солдат в Клушине. По свидетельству Анны Тимофеевны, первое время в их доме жил немец по имени Пауль: он вел себя вполне прилично, никак не выказывал враждебность к Гагариным. Потом его часть перебросили на восток. Произошло это, по косвенным данным, в начале декабря, когда советские войска сумели в ожесточенных боях отразить наступление вермахта и даже перешли в контрнаступление. 8 декабря Адольф Гитлер подписал директиву № 39 о переходе к обороне на всём фронте.

В итоге зимой жители Клушина оказались предоставленными сами себе. Учиться, впрочем, Юра Гагарин не мог: занятия после прихода оккупантов прекратились, а школу сожгли. Анна Тимофеевна уверяла в мемуарах, что сделали это немцы, однако вряд ли им нужно было портить хороший крепкий дом с пристройками, ведь они планировали остаться здесь надолго.