— Mesdam'очки! Душки! Да что же это! — восторженно срывалось с уст восхищенной Жемчуженки, мгновенно забывшей свою ссору с Гавриком, — точно ангел небесный поет! Ей Богу!

— Тише! Тише! Не мешай слушать! — зашикали на нее подруги.

Скрипнула, отворилась дверь… Стремительно вбежала в класс Дуся-Надин и тоже словно зачарованная остановилась, как вкопанная.

— Кто это поетъ? О какая прелесть!

— Палтова, Дуся, Палтова…

— Она? Восторг! О, пой, милая, пой!

А голосок уже звенит, разливается рекой снова…

Зазвенел, зазвенел как речка лесная и смолк голосок! Наступила тишина. Мертвая тишина. Казалось, еще реяли в комнате нежные звуки.

— Палтова! Прелесть ты этакая! Южаночка! Откуда ты так петь научилась!

И Дуся, первая нарушив волшебное очарование минуты стремительно бросилась в угол за доской.

Град поцелуев осыпал лицо, глаза и черные кудри Ины… Ее ласкали… Ее приветствовали, ею восхищались, как никогда…

Девочки совсем, казалось, обезумели от восторга. А она стояла среди них и наивно хлопала своими большими милыми глазами. Чего они все радуются? Что такое сделала она?

И вдруг Дуся, ласкавшая ее с чисто материнской нежностью, ударила себя ладонью по лбу и вся просияв от внезапно пришедшей ей в голову мысли весело вскричала:

— Дети! А что вы мне дадите, если я устрою вам, что завтра же вы все разъедетесь по домам? Настолько ручаюсь за это, что сегодня же пошлю телеграммы и записки всем вашим родным!

— Дуся, Дуся! Вот то было бы счастье! Дуся! Как же вы сделаете это, ангел! Прелесть! Божество наше! — послышались звонкие голоса, и в один миг седьмушки, как мухи облепили свою хорошенькую пепиньерку, обнимая, целуя и тормоша ее.

— Тише вы тише, сумасшедшие! Всю прическу на бок свернули! — отбивалась от них с хохотом резвая Надин. Все это я вам устрою и на чаек даже не попрошу ничего. Только чур! Уговор важнее денег. Слушать меня во всем, беспрекословно… А сейчас… марш в музыкальную комнату… Там вы разучите со мной всю ту песенку, которую только что пела Ина Палтова, да хорошенько, смотрите у меня! А потом… Потом… Слушайте, только: я пошлю за серебряной бумагой, картоном и клеем коридорную Дашу и живой рукой сделаем Вифлеемскую звезду… Сегодня у княгини гости… И вы всем классом пойдете к ней «колядовать», причем Ина споет ее песенку, а вы будете подхватывать хором последние строфы ее… А уж все остальное я беру на себя устроить и, думаю, что вы все будете прощены! Только помните! Слушать меня во всем беспрекословно.

— Будем, будем слушать! Прелесть вы наша! Только выручите нас! — дружным хором отвечали девочки и новой хоть и робкой надеждой засветились детские, разом заблестевшие синие, карие, серые и черные глаза.

Глава XXI

Они прощены!

За чайным столом, уставленным всевозможными яствами, в виде печений, кексов, тортов, бисквитов, варений и прочих изделий лучшей петербургской кондитерской, сидела княгиня Розова.

Княгиня была именинница и праздновала этот день в кругу своих родных и знакомых. Нарядные платья дам и залитые золотым шитьем мундиры военных, ловко и изящно сшитые фраки штатских, веселая праздничная болтовня, и потоки яркого света от огромных люстр и бра, украшавших небольшую, но красиво обставленную квартиру начальницы, все это говорило о празднике, о счастье жизни и о том, что все должны быть довольны и радостны в этот день. Веселы были гости, весела была княгиня. Шумный, ни на минуту неумолкаемый разговор шел за чайным столом.