Мартин покачнулся, отпрянул назад и выронил сук. Рэнсом кинулся к нему в холодной ярости, нанося удар за ударом. Мартин отступил к дереву и, оттолкнувшись от него, бросил правую руку вперед, Рэнсому в сердце. Рэнсом охнул от боли, глотая воздух раскрытым ртом. Они сцепились, нанося друг другу удары.

Летти кружила вокруг, бросаясь из стороны в сторону, пытаясь пробраться к револьверу. Они дрались так, что рубашки и на том и на другом были разорваны в клочья. Летти с отвращением смотрела, как плоть ударяется о плоть. Их тяжелое дыхание, лица, избитые в кровь, приводили ее в панику. Она должна была это прекратить, должна!

Рэнсом бросил Мартина через бедро. Тот упал и скользнул по сосновым иголкам. Летти быстро рванулась вперед и была уже почти рядом с револьвером, когда Мартин вскочил на ноги и преградил ей путь.

Рэнсом встал в стойку и размашисто ударил его в лицо сначала слева, потом справа. Глаза у Мартина остекленели, рот, который говорил Летти такие мерзости, превратился в кровавое месиво. Рэнсом бросился вперед, вкладывая в бросок всю силу своего тела, и плечом ударил Мартина в живот. Мартин сложился пополам, взмахнул руками и упал на спину. Потом по инерции перекатился и остался лежать на животе в высокой траве, почти у ног Летти. Его остекленевший взгляд упал на нее, потом на револьвер рядом с ней, не далее чем в трех футах от него. Он пополз, протягивая к револьверу трясущуюся руку со сбитыми в кровь костяшками пальцев.

Летти рванулась вперед и опустилась на волны своих юбок. Ее рука сомкнулась на рукоятке револьвера, палец нащупал курок. Она подняла тяжелый ствол. Навела его Мартину между глаз. Не нужно целиться, не нужно размышлять. Промахнуться невозможно. Она крепче сжала револьвер и глубоко вдохнула.

ГЛАВА 20

— Летти, нет!

Это прокричал Рэнсом, одновременно и просьбу, и приказ.

Сурово донесся другой голос. Его Летти уже слышала как-то ночью, но боялась признаться в этом себе самой. Голос был спокойным, но строгим, не допускавшим возражений. .

— Правильно, мисс Летти. Не надо.

Мартин сдавленно вскрикнул. Рэнсом не издал ни звука. Летти посмотрела через плечо. Дыхание ее перехватило, кровь отхлынула от лица. Летти присела, рука с револьвером опустилась. Потом она медленно встала.

Люди в белых простынях тихо появились из леса, как привидения или как бесшумно ступающие охотники, кем большинство из них и были всю жизнь. Угрожающе безмолвно они взяли их троих — Мартина, Рэнсома и Летти — в кольцо и начали сжимать его. В руках у главаря была свернутая кольцами веревка. Потертая и мягкая, она небрежно раскачивалась, конец ее был завязан палаческой петлей.

Рэнсом встал рядом с Летти и обнял ее. Одна ее рука была на рукоятке револьвера, другая под стволом, но она и не пыталась поднять оружие или стрелять.

Стало так тихо, что слышно было легкое потрескивание осоки, сначала примятой ногами, а теперь распрямлявшейся. Летти сдавило грудь, нервы были напряжены, как натянутые струны. Все не могло так закончиться, было бы несправедливо, если бы все завершилось именно так. Рэнсом был Шипом, но не преступником, которого можно вздернуть на ветке. Он наказывал только тех, кто этого заслуживал. Он делал все, что в его силах, чтобы исправить многочисленные несправедливости, с которыми сталкивался, чтобы отладить разболтавшиеся весы Фемиды. Как Рэнни он бросил вызов этим людям, но только защищая свою собственность и своего друга. Ничто из того, что он совершил, не заслуживало такой унизительной и бесславной смерти.

Она шагнула вперед:

— Вы не можете этого сделать!

— Только мы и можем.

— Но это неправильно! Это несправедливо! — повысила она голос, глаза ее жгли слезы.

— А что сейчас вообще справедливо? — Вожак взмахнул веревкой, и двое одетых в простыни его помощников вышли вперед и подтащили к его ногам Мартина.